Неизвестно точно, поплатился жизнью за свои слова или успел убежать тот поляк, который сказал Марине правду, но она стала рыдать и убиваться и не сразу согласилась играть комедию встречи со своим уцелевшим мужем. Однако деваться ей было некуда, к тому же она очень хотела быть царицей. Так или иначе, на глазах тушинского войска Марина и Лжедмитрий II бросились друг другу в объятия. Этот спектакль очень укрепил позиции самозванца.
По одной из версий, Марина объявила, что реально станет женой Лжедмитрия II лишь тогда, когда он «вернет» себе московский престол. Ей предстояло провести еще два года в совершенно непонятном статусе.
Тем временем Ежи Мнишек прослышал, что Сигизмунд III не планирует поддерживать очередного Дмитрия и намерен посадить на зашатавшийся московский престол своего сына царевича Владислава, бросил дочь в лагере самозванца и бежал в Польшу.
Марина писала отцу жалобные письма — он не отвечал. Не прислал даже по ее просьбе черное парадное платье.
Смута набирала силу. Войска Сигизмунда III осадили Смоленск. Туда перебежала и часть тушинских поляков. Русские терпели от интервентов, по выражению того времени, «всяческие поношения». А Марина была для них воплощением враждебной польской власти. Каких только слухов о ней не распускали! Многие твердо верили, что она могла превращаться в сороку и вылетать в окошко.
Саму же Марину охватил, говоря условно, «синдром Феодоры». Речь идет о византийской императрице Феодоре — жене Юстиниана I. Когда во время восстания «Ника» в 532 г. надо было спасаться бегством, Феодора сказала: «Лучший саван — это багряница». Она происходила из низов. Те, кто чудом достиг высшей власти, не отказываются от нее даже перед лицом смертельной опасности.
Марине Мнишек здравые советники в 1609 г. предлагали вернуться в Польшу. Такая возможность была. В ответ она написала одному из вельмож: «Я надеюсь, что Бог, мститель неправды, охранитель невинности, не дозволит моему врагу Шуйскому пользоваться плодами своей измены и злодеяний. Ваша милость должна помнить, что кого Бог раз осиял блеском царского величия, тот не потеряет этого блеска никогда, так, как солнце не потеряет блеска оттого, что его закрывает скоропреходящее облако».
А в 1610 г., при распаде тушинского лагеря, Марина оставила в своем шатре такое письмо: «Бывши раз московскою царицей, повелительницею многих народов, не могу возвратиться в звание польской шляхтянки. Никогда не захочу этого». Этим она подписала себе смертный приговор.
В июне 1610 г. войска Шуйского потерпели поражение от отрядов Тушинского вора у села Клушино. Дворяне подняли мятеж и 17 июля 1610 г. свергли Шуйского, насильственно постригли в монахи, а потом выдали полякам. Бывшего царя перевезли в Польшу, и он вскоре умер.
Лжедмитрий, видя, как войско к нему охладевает, еще в декабре 1609 г. переоделся в крестьянское платье и бежал в Калугу. Марина пыталась сохранить Тушинский лагерь. Несчастная женщина кинулась к войску, в крайнем отчаянии, с распущенными волосами, и плакала, чувствуя, как становится никому не нужной.
Надев гусарский костюм, Марина с одной служанкой и несколькими казаками бежала из Тушинского лагеря, пытаясь добраться до Лжедмитрия II. По дороге небольшая группа заблудилась и попала не в Калугу, а в Дмитров, где был уже знакомый Марине Ян Сапега — талантливый литовский дипломат. Он принял беглянку вежливо.
Но к Дмитрову уже подступали московские войска. Марина, стоя на городской стене, вдохновляла жителей. Она говорила: «Смотрите, я женщина, но не теряю мужества!» У нее действительно было в характере что-то мужское. Дмитров не был захвачен. Московское войско, лишенное продовольствия и фуража, отступило, и Марина в феврале или марте бежала из города. Слово «бежит» стало ключевым в последние годы ее жизни.
Она сделала все, чтобы воссоединиться с Лжедмитрием II. Ей надо было непременно венчаться: она ждала ребенка. Опять в мужском костюме, с саблей и пистолетом, Марина добралась до Калуги. Бракосочетание состоялось в апреле 1610 г. При этом Марина, видимо, пошла на уступки в самом принципиальном для нее вопросе — конфессиональном. Теперь она венчалась по православному обряду. Ребенка Марина нарекла Иваном Дмитриевичем. Его крестили по православному обряду. Марине казалось, что он станет русским царем.
Сведения о том, что поляки снова в Москве (правда, ждут царевича Владислава), окрылили Марину и Лжедмитрия II. Они двинулись к Москве. Им удалось дойти до Коломны. Они пытались вести торг с Сигизмундом, предлагали ему деньги. Но зачем были польскому королю нелюбимая русскими Марина и самозванец, которому с самого начала никто не верил? Тем более что многие русские дворяне уже присягнули Владиславу. Кстати, именно измена части боярства всколыхнула национальное чувство русских, что со временем привело к формированию ополчения, которое выступило против интервентов.