От Ханаана до Карфагена

Думается, однако, что в этой надписи речь идет не о трех различных лицах — царе, судье, командующем. Уже говорилось, что в финикийских городах сам царь возглавлял армию своего государства во время войны. Отправление правосудия тоже было важнейшей функцией царей. Да и трудно себе представить, что в таком сравнительно небольшом государстве, как Библское, все эти обязанности были разделены между различными лицами. С другой стороны, для Древнего Востока было характерно представление об абстрактном царствовании, которым облекается конкретный государь (Шифман, 1982, 287). Поэтому представляется, что в надписи на саркофаге Ахирама речь идет о трех ипостасях царской власти — понятии о царском величии, судебно-административной власти и военном командовании. Если к этому прибавить уже отмеченные полномочия царя в области внешней политики, то можно получить представление о круге обязанностей финикийского царя.

В персидский период своей истории финикийские города выпускали свою монету. Самые ранние сидонские монеты начали чеканиться около 450 г. до н. э., и сравнительно скоро за Сидоном последовали Тир, Арвад и Библ (Harden, 1980, 157; Betylon, 1980, passim). Вскоре сидонский царь Баалшалим поместил на монету свои инициалы (Betylon, 1980, 7), а затем это стало правилом: цари не только Сидона, но также Тира и Библа делали то же (Hill, 1910, passim; Betylon, 1980, passim). Сидонские цари, подчеркивая свое особое положение по отношению к персидскому сюзерену, помещали на монетах и изображение персидского царя царей, но рядом с ним изображали и себя, а во время восстания против персов гордо заменили изображение персидского монарха своим (Bondi, 1974, 155–156; Betylon, 1980, 137–138). На монетах появляются также цифры. Они невелики и никогда не бывают больше 20, так что ясно, что они обозначают не городскую эру, а годы правления царя (Зограф, 1951, 87). Таким образом, монеты выпускались не от имени города, а от имени царя (Naster, 1979, 601–602). Следовательно, и выпуск монеты был царской прерогативой.

Царь был тесно связан с божеством. Каждый городской монарх имел свое собственное божество, которое облекало царским величием конкретного государя. Неудивительно, когда узурпаторы заявляли, что бог сделал их царями и тем самым оправдывали свое беззаконие божественной волей. Но и законный царь Библа Йехавмилк, сын и внук царей, тоже заявлял, что Владычица Библа (Баалат-Гебал) сделала его правителем над Библ ом (KAI, 10). Это в известной степени сакрализировало царскую власть (ср.: Moscati, 1972, 668) и ставило ее под божественное покровительство, но не означало, что обожествлялась сама фигура правящего или покойного царя. Об этом нет никаких сведений, да и вообще в Передней Азии доэллинистического времени такой практики не существовало, а немногие исключения, как попытка обожествления аккадского царя Нарам-Суэна, только подтверждают правило. Сложнее обстоит дело с проблемой совмещения царских и жреческих функций.

Сидонский царь Табнит, перечисляя свои титулы и титулы своего отца, говорит, что оба они именовались не только царями Сидона, но и жрецами Астарты, причем жречество называет даже раньше царства (KAI, 13). Его сестра и жена Амаштарт тоже была жрицей Асгарты и царицей (KAI, 14). Но уже сын Табнита Эшмуназор II жреческого титула не имел и, называя имена своего отца и деда, которые, судя по предыдущей надписи, жреческим достоинством обладали, это обстоятельство опускает и говорит о них только как о царях (KAI, 14). Видимо, совмещение Эшмуназором I и Табнитом светских и духовных функций было вызвано не общим нарастанием сакрализации царской власти и все большим ее соединением со жречеством, а конкретными политическими обстоятельствами, которые Эшмуназор II мог уже не учитывать.

Рассказывая о положении в Тире, Юстин (XVIII, 4, 5) пишет, что Ахерб, жрец Геркулеса, т. е. Мелькарта, верховного бога Тира, был вторым лицом в государстве после царя Пигмалиона. После их столкновения царь одержал победу, и Ахерб был убит, а его жена (сестра царя) Элисса с группой своих и, вероятно, мужниных сторонников была вынуждена бежать из Тира, следствием чего стало основание Карфагена (lust. XVIII, 4, 8). Этот рассказ в данном случае особенно важен, потому что Пигмалион был правнуком Итобаала, жреца Астарты, захватившего власть в Тире. Уже отмечалось выше, что кроме как при захвате власти, больше об Итобаале как о жреце нигде не говорится.