От Ханаана до Карфагена

Несколько сложнее обстоит дело с царским титулом. В амарнских письмах неоднократно упоминаются цари финикийских городов, носившие титул царя данного города: царь Акко, царь Берита, царь Сидона, царь Тира (напр.: ЕА, 88, 46; 92, 32–34 и др.). В I тысячелетии до н. э. титулатура немного изменяется. Царь именуется уже царем тирийцев, царем си-донян, причем самое раннее упоминание титулатуры этого типа встречается пока в конце VIII в. до н. э. (Bordreuil, 1986, 298–302). Можно было бы, как и в предыдущем случае, просто отметить использование авторами амарнских писем аккадских титулов, ибо в Месопотамии обычным было выражение «царь такого-то города или такой-то страны». Однако и угаритский царь назывался царем Угарита, а не угаритян (Gray, 1969, 289; Bordreuil, 1986, 301). В переписке между царями Тира и Угарита первый также назван царем именно Тира (Lipinski, 1967, 282). Означает ли это изменение самой концепции царской власти и ее отношений с общиной (ср.: Cacot, 1986, 308)? Выше уже говорилось о том, что и во II тысячелетии до н. э. царь был должен считаться с общиной, следовательно, роль последней была весьма значительна. Никаких данных об особом усилении этой роли в последующие века нет. Поэтому в качестве гипотезы можно предположить, что во II тысячелетии до н. э. финикийский царь находился под сильным не только политическим, но и культурным влиянием крупных соседних держав, монархи которых именовались царями города или страны. В период крушения или ослабления этих держав выросла и культурная самобытность финикийцев, и они восприняли (или восстановили) в титулатуре царей обозначение не города, а его граждан. Едва ли это означает усиление роли общины за счет власти царя. Но все же в свой столице царь с этой общиной, несомненно, должен был считаться.

Территория каждого финикийского государства, как уже было сказано, не ограничивалась только городом, давшим свое название царству. А под властью тирского царя долгое время находились и заморские колонии за исключением Карфагена. Достаточно вспомнить, что отказ Утики платить дань тирскому царю вызвал карательную экспедицию последнего. Вероятнее всего, и другие города, подчиненные царю Тира, платили ему дань (Шифман, 1967, 41). Во главе кипрского Карфагена стоял сокен, называвший себя слугой (или рабом) царя. Он явно представлял царскую власть в другом городе царства. Вероятнее всего, что и на азиатском материке во главе подчиненных городов стоял царский наместник, возможно, тоже называвшийся сокеном.

Мы уже упоминали об отказе Хирама I от дара иерусалимского царя Соломона — принять десять городов в Галилее, что сообщается и в Библии (I Reg. 9, 11–13), и Иосифом Флавием (Ant. Iud. VIII, 5, 3). Отвергая этот дар, царь Хирам I руководствовался исключительно своим желанием. Граждане Тира не фигурировали в этом деле. Это еще раз доказывает, что вне границ собственно города царь действовал абсолютно полновластно.

О существовании общины в подчиненных городах известий очень мало. Несомненно, что таковая существовала в заморских колониях, и после распада Тирской державы общинные институты стали единственными в этих городах. Что же касается азиатского материка, то на скарабее из Сарепты можно прочитать — «народ Сарепты». Правда, это чтение вызывает споры, и, может быть, правы те, кто эту надпись понимает как «десять Сарепты» (Bondi, Guzzo Amadasi, 1977, 97). В первом случае существование общины несомненно, но и второе чтение позволяет предполагать ее наличие, а в «десяти» видеть общинный институт. Однако нет никаких сведений о наличии связей между общиной столицы и общинами подчиненных городов. Поведение Хирама по отношению к галилейским городам позволяет говорить, что такой связи и не существовало. Да и распад Тирской державы едва ли был возможен, если бы между общиной Тира и ее аналогами в колониях наличествовали отношения власти и подчинения, как это было в Угарите (Шифман, 1982, 271–272). Вся история взаимоотношений Библа и Амурру, как она вырисовывается из амарнских писем, также показывает, что община Библа не обладала никаким влиянием на общины других городов этого царства. Поэтому можно представить структуру финикийских царств как совокупность отдельных общин, не связанных между собой и, что особенно важно, со столицей, которые осуществляли самоуправление в рамках своих поселений и находились под верховной властью общего для всех царя. Однако едва ли вся территория царства являлась объединением таких общин. На этой территории существовали и царские крепости, где, судя по всему, не было никакого самоуправления. Они полностью подчинялись царю, и он мог беспрепятственно распоряжаться ими. вплоть до дарения другому государю. Такой крепостью был, например, Кабул недалеко от Акко (Gal, 1990, 88–97).