От Ханаана до Карфагена

Каков же был характер финикийской колонизации на ее втором этапе? В письменной традиции финикийцы выступают в первую очередь как торговцы. Диодор (V, 20, 1) прямо говорит, что финикийцы, плававшие ради торговли, создали ряд колоний в Африке и Европе. Само расположение этих колоний подтверждает слова сицилийского историка. Финикийские поселения, как правило, располагались либо на выдающихся мысах, либо на небольших островках, либо в устьях рек, имели удобные гавани (иногда даже две, как и в самом Тире). Эти особенности финикийского расселения подчеркивает для Сицилии Фукидид, но они отмечаются и во многих других местах (Gras, RouIIIard, Teixidor, 1989, 58–61; Moscati, 1992, 103–105). Уже говорилось, что именно торговое значение тирских колоний, доставляющих западные товары на Восток, явилось причиной сравнительно мягкого обращения ассирийских царей с Тиром даже тогда, когда он проявлял явную нелояльность.

Однако ограничиться только этим нельзя. Говоря о причинах колонизации, приводились данные о стремлении властей уменьшить население метрополии и об участии в колонизации земледельцев, следовательно, аграрный аспект в финикийской колонизации явно присутствовал (Wagner, Alvar, 1989, 6l —102). По-видимому, как и в греческой, характер финикийской колонизации зависел во многом от условий, которые колонисты могли встретить в тех или иных местах. Так, если сначала Сардиния привлекала финикийцев только как трамплин в их торговле в Тирренском регионе, с одной стороны, и с Испанией — с другой, то довольно скоро финикийцы открыли сельскохозяйственное значение этого острова и стали проникать в глубь него, хотя сравнительно и на небольшое расстояние, о чем свидетельствуют финикийские поселения в земледельческом тылу Сульха, в частности, Монте Сираи, где финикийское поселение было создано в VII в. до н. э: (Aubet, 1994, 209–211; Les Pheniciens, 1997, 269–270). Возможно, хотя археологических доказательств пока нет, Таррос на западном побережье острова контролировал ближайшие плодородные долины (Aubet, 1994, 213). Итак, в колонизации Сардинии был достаточно ярко представлен не только торговый, но и аграрный аспект (Bernardini, 1993, 65–68).

Раскопки на средиземноморском побережье Испании дали значительное количество костей животных, что свидетельствует о развитии животноводства, включая разведение тягловых животных, используемых в земледелии. Прибрежная полоса, где финикийские поселения располагались, была очень плодородна и вполне могла использоваться в сельскохозяйственных целях (Soergel, 1968, 112–113; Schubart, Niemeyer, 1975, 172–173; Bunnens, 1986, 190–191; Aubet, 1994, 268–271). Так что и в Испании аграрный аспект колонизации был тоже представлен (Wagner, Alvar, 1989, 61–102), но, может быть, в меньшей степени, чем в Сардинии. Хотя Мелита играла, как уже говорилось, значительную роль как промежуточный пункт в восточно-западной торговле, можно говорить также и о занятии обосновавшихся там финикийских колонистов земледелием, животноводством и производством оливкового масла (Said-Zamit, 1997, 177). Недостаточное археологическое исследование других территорий не позволяет утверждать наличие их сельскохозяйственного использования, но и решительно отвергать его нельзя.

Исследование греческой колонизации показывает, что говорить о чисто аграрной или чисто торговой, либо торгово-ремесленной колонизации невозможно. Речь идет о преобладании того или другого аспекта (Циркин, 1989, 360). По-видимому, это характерно и для финикийской колонизации.

В связи с этим встает вопрос о существовании некоторых территорий финикийских поселений вне их самих и об их отношениях с окружающим населением. Уже говорилось о наличии сельскохозяйственной территории Сульха и, может быть, Тарроса в Сардинии. Находки испанских и других финикийских некрополей на некотором расстоянии от самих поселений (Moscati, 1992, 105) говорят о какой-то территории, принадлежащей им. Торговое значение Гадеса в Испании едва ли можно подвергнуть сомнению, но это не означает, что он не имел территории вне городских стен. Витрувий (X, 13, 1) и Афиней Полиоркет (9) упоминают какую-то крепость Гадеса на некотором расстоянии от самого города. Речь идет, как кажется, о начале V или самом конце VI в. до н. э., но надо иметь в виду, что тартессии всячески препятствовали финикийской экспансии в этом районе, а порой пытались захватить Гадес (Tsirkin, 1997, 245–251), так что едва ли гадитане могли расширить свои владения в период существования Тартессийской державы. С другой стороны, Карфаген, как кажется, долго не имел земельной территории вне своих стен, а за городскую территорию должен был платить то ли дань местным царькам, то ли арендную плату местному населению, и только в VI в. до н. э. в результате войн карфагенского полководца Малха освободился от этой обязанности (Шифман, 1963, 85; Meltzer, 1879, 160; Gsell, 1913, 463; Huss, 1990, 36). В первой половине V в. до н. э. карфагеняне приобрели земельные владения в Африке (Шифман, 1963, 86; Gsell, 1913, 4бЗ; Hands, 1969, 85).