В январе экологическая комиссия СБ РФ (руководитель — А. В. Яблоков) обсудила проблему старого химоружия [665]. На вопрос, когда же армия представит обществу информацию о местах прошлой своей деятельности с химоружием, генерал С. В. Петров не постеснялся отреагировать вопросом: «А зачем вам это знать?» Тем не менее принятое СБ России решение содержало требование «о рассекречивании экологической и медицинской информации, относящейся к производству, хранению, захоронению, затоплению и уничтожению химического оружия». В нем было указано также на необходимость создания специального регистра и ведения экологического мониторинга «потенциально опасных для населения и окружающей среды мест прошлого производства, хранения, захоронения (в том числе затопления) и уничтожения химического оружия на территории России». Армия отказалась исполнить то решение — в ответном письме от 29 июля 1995 г. лицо, называвшее себя в то время начальником Генерального штаба армии России, сообщило, что решение СБ РФ «не отражает мнения заинтересованных министерств и ведомств, и в этой связи на настоящем этапе не могут быть предложены приемлемые подходы для их приемлемого решения». Таким образом, в отличие от США [757], в России отсутствует программа выявления и реабилитации опасных для населения мест прошлых работ с химоружием. Такая вот в России армия-защитница [891, 889].
Между тем именно в 1995 г. в Пензенской обл. были обнаружены места массовой ликвидации авиахимбоеприпасов, в том числе в снаряжении иприт-люизитной смесью, фосгеном, синильной кислотой. Методов два — затопление и сжигание. Ликвидация производилась на химических площадках в лесу, недалеко от склада химоружия в Леонидовке, и в озере Моховое. Места тех работ были найдены по воспоминаниям участников событий активистом союза «За химическую безопасность» Ю. В. Вобликовым.
17 февраля президент России Б. Н. Ельцин издал указ «О подготовке и издании официального сборника архивных документов по истории создания ядерного оружия в СССР». Об издании документов по истории создания в СССР химического и биологического оружия ни один государственный деятель России ничего не указывал.
Возможно, в 1995 г. власти России продолжали бы почивать, если бы не событие 20 марта. В тот день в Токио разыгралась химическая трагедия, связанная с применением в метро религиозной сектой одного из ФОВ — зарина. И отставленный генерал А. Д. Кунцевич принялся решать свои личные вопросы [30].
22 марта появилось постановление правительства, касавшееся организации уничтожения 6400 т люизита на складе в г. Камбарка (Удмуртия) [919].
24 марта появился указ президента России по вопросам регулирования подготовки страны к выполнению обязательств по химическому разоружению [920]. Среди прочего был установлен базовый принцип («запасы химического оружия… уничтожаются в районах (регионах) его хранения»), то есть была зафиксирована высокая опасность транспортировок химоружия. В том указе армия закрепила за собой право осуществлять деятельность, выходящую из сферы ее компетенции. В нем содержалось два ошибочных решения — армия должна осуществлять: 1) «выбор оптимальных технологий уничтожения химического оружия», а также 2) «организацию проектирования… объектов по уничтожению запасов химического оружия». В целом указ был далек от совершенства [881]. Он не решал и даже не ставил вопроса о решении большинства острейших проблем. В первую очередь — о создании правовой среды химического разоружения. Однако по прошествии десяти лет после принятия первых (тогда еще секретных) решений об уничтожении химоружия даже несовершенный указ сделал первый шаг в нужном направлении.
Следствием указа [920] было определение того, кто делает политику. Армия к тому времени убедила президента, что конвенциальный комитет не справлялся с координационной функцией, и для координации работы органов исполнительной власти по реализации общей политики в области химического разоружения по предложению армии была создана межведомственная комиссия по химическому разоружению во главе с кремлевским фаворитом тех лет Ю. М. Батуриным [923]. Впрочем, поначалу вся «политика» Ю. М. Батурина свелась к обычному дележу денег — в отношении общей политики ничего путного он не сообщил [853] и не сделал, а вскоре после первых заседаний [927] комиссия и вовсе затихла (не будем забывать, что доктор исторических наук Ю. М. Батурин даже в 2008 году не нашел в себе мужества не скрывать от общества истинную цель первого полета человека в космос, запланированного постановлением ЦК КПСС и СМ СССР от 11 октября 1960 г. за № 1110-462 и реализованного 12 апреля 1961 г.).