От хлора и фосгена до «Новичка». История советского химического оружия

В мае Государственная Дума РФ провела слушания «Об экологической безопасности уничтожения химического оружия» [928] в Комитете по экологии. Председатель комитета Т. В. Злотникова отметила, что правительство приняло программу уничтожения химоружия без обязательной экологической экспертизы. Слушания шли противоречиво — экологическим активистам пришлось спорить с представителями власти [891]. Тогда же была озвучена свежая идея — придумать псевдообщественные организации, чтобы с их помощью власти могли отодвинуть подальше организации, настаивающие на экологизации химического разоружения. Этим занялись генералы А. Д. Кунцевич и А. М. Макашов (последнему показался особенно люб «Зеленый крест, в котором видно сотрудничество») [928]. Однако решение тех парламентских слушаний было вполне экологичным. Президенту страны было рекомендовано приостановить исполнение программы уничтожения химоружия до получения положительного заключения государственной экологической экспертизы. А министерству охраны окружающей среды было поручено обеспечить проведение общественной экологической экспертизы программы, проведение которой было рекомендовано поручить Союзу «За химическую безопасность». Было решено также экологизировать проект закона «Об уничтожении химического оружия». Правительству было поручено обеспечить разработку в 1996–1997 гг. «наиболее полной системы экологических и санитарно-гигиенических стандартов безопасности при работе с химическим оружием» и «экологических паспортов хранилищ запасов химического оружия» [928].

Впрочем, чтобы экологическая общественность не расслаблялась, были приняты меры. В связи с изданием книги, демонстрировавшей неспособность армии руководить реальным химическим разоружением [1], на ее защиту была брошена всегда готовая «Красная звезда» [827, 848]. Цель — очистить светлый образ военных химиков в связи с незаконным утверждением программы химического разоружения [926], где им отводилась ключевая роль. Сначала в адрес злокозненных экологов начал палить обычный наймит [848], а потом дошло дело и до химического генерала А. Н. Калитаева [827]. И оба себя во вранье и подтасовках не стесняли.

В июне правительство России утвердило федеральную программу по социально-экологической реабилитации Чапаевска и охране здоровья его населения. Цель — доведение социально-экологической ситуации в городе до нормативного уровня, улучшение условий проживания и здоровья населения. На исполнение были выделены очень большие деньги [929]. И пресса подробно описала экологические бедствия города (содержание мышьяка и его токсичных соединений на поверхности почвы бывших цехов химоружия составляло 8000 ПДК, статистика по здоровью детей была ужасающей) [895]. Деньги те были потрачены, а реабилитация города так и не состоялась.

Об уровне ожидавшихся реальных трудностей свидетельствуют два пожара 1996 г. Первый произошел 6 мая у поселка Мирный, и от него пострадал торфобрикетный завод, причем не перекинулся на авиахимсклад Марадыковский тот пожар лишь по счастливой случайности. О пожаре, случившемся 30 сентября на одном из сооружений склада люизита в г. Камбарке, власти — и гражданские, и военные — не сообщали гражданам в течение недели. Соответственно, никто эвакуировать граждан из опасной зоны в обоих случаях не собирался [893]. Так что февральское предсказание генерала С. В. Петрова [924] вполне состоялось.

1997 г. был для химического разоружения в России особенно трудный.

29 апреля Конвенция о запрещении химоружия [57] вступила в силу во всем мире. Но не в России. Бюрократия России — обладательницы самого мощного военно-химического арсенала — проснулась только после этого и наконец пропустила в жизнь страны два необходимых закона. Закон РФ об уничтожении химоружия [930] появился в мае, а закон о ратификации Конвенции о запрещении химоружия [58], завершивший процесс вхождения России в число стран — участниц конвенции, — в ноябре.

В тот же день на митинге жители Почепского района (Брянская обл.), наученные горьким опытом предыдущих контактов, предложили армии заключить гражданское соглашение, которое бы определяло взаимные обязательства при предстоящем уничтожении химоружия [858]. Несмотря на риск для здоровья и жизни, жители разрешали армии «проведение работ» при условии, что армия будет предоставлять им полную информацию о проводимых работах и будет учитывать нужды населения при возведении объектов социальной инфраструктуры. Реакция армии была предсказуема — химический генералитет не ответил на предложение населения. Тем самым армия сама направила на себя заключительное положение документа, принятого на митинге 29 апреля 1997 г.: «В случае игнорирования министерством обороны любого положения настоящего соглашения жители района оставляют за собой право на осуществление препятствования любым работам на объекте хранения химического оружия, в том числе с привлечением международных организаций».