В сравнении с безжалостным, но маломасштабным терроризмом Аль-Каиды и других вооруженных группировок эти заявления демонстрируют, что насилие неожиданно стало фирменным почерком начала XXI столетия – периода, наступившего после окончания холодной войны. Критическая линия моральной демаркации проходит между подрывниками с одной стороны – богатыми террористами, которые могут себе позволить запускать ракеты; бедными смертниками; гуманитарными, демократическими бомбардировками; исламистскими террористами – и противниками бомбардировок и взрывов, оккупации и насилия с другой стороны.
Как показывают недавние события, никакой моральной эволюции никогда не происходило. Напротив, в настоящий момент имеет место широкомасштабная либеральная регрессия. Можно было бы утверждать, что сейчас появляется более широкое поле нравственной аргументации, такое, которое могло бы иметь большой потенциал для преодоления классовых и национальных границ. То, что произойдет в этом пространстве, будет иметь решающее значение.
Наконец, в-четвертых, на вершине (вероятнее всего) усеченной социальной диалектики и расширенного, но конкурентного пространства морального дискурса, левым XXI века придется прибегнуть к третьему пути: приверженности к
Марксизм XX столетия и диалектика современности
ИССЛЕДОВАТЕЛИ, изучающие парламентскую историю, знакомы с идеей «лояльной оппозиции Ее Величества». Марксизм как социально-исторический феномен выступал в качестве таковой по отношению к современности – всегда критичный и критикующий ее доминирующие режимы, но никогда не ставящий под вопрос легитимную величественность самой современности и, когда это было необходимо, открыто ее защищающий. Как и многие другие варианты оппозиции, марксизм всегда был ограничен во власти, но его призывы к правительствам всегда были изобретательны и имели краткосрочную привлекательность, способствовали производству сомнений и разочарований. Им удалось сохраниться только в упражнениях в прагматике власти.
Марксизм – это главное проявление диалектики современности как в социологическом, так и в теоретических смыслах. В качестве социальной силы марксизм был полноправным отпрыском современного капитализма и культуры Просвещения. Хорошо это или плохо, правильно или неправильно, марксистские партии, движения и интеллектуальные течения стали по меньшей мере на сотню лет, начиная с XIX по конец XX века, наиболее важными способами охватить противоречивую природу современности. Марксизм одновременно засвидетельствовал позитивные, прогрессивные стороны капитализма, индустриализации, урбанизации и массовой грамотности, всего того взгляда, который устремляется в будущее, а не в прошлое, при этом сохранив внимание к настоящему. Вместе с тем марксизм осудил эксплуатацию, человеческое отчуждение, коммодификацию и инструментализацию социального, ложную идеологию и империализм, которые внутренне присущи процессу модернизации.
Либерализм и просвещенческий рационализм, в последнее время включая и постмарксистскую социальную демократию и посттрадиционалистский консерватизм, воплощали утверждение современности и не поднимали вопросов, касающихся науки, накопления, роста или развития. Традиционный религиозный и секулярный консерватизм противопоставил себя негативу современности. Ницшеанская интеллектуальная традиция, от самого Ницше до Мишеля Фуко, постоянно атаковала современность, христианство и – в гораздо меньшей степени – исламскую демократию, фашизм и популизм в странах третьего мира. В целом марксисты были одиноки как в прославлении современности – в особенности в аспекте слома «деревенского идиотизма» и трансляции идей «опиума для народа», – так и в нападках на нее. Марксизм защищал современность с намерением создать другую, более развитую ее версию.