От марксизма к постмарксизму?

Вместе с тем Хоркхаймер всегда был умелым и осторожным управленцем. С самого начала критическая теория была кодексом, а не критикой «диалектического материализма». В таком качестве она имела специальную, хотя и не беспроблемную связь с пролетариатом и явно утверждала примат экономики125. Спустя сорок лет Герберт Маркузе, который в 1930‐е годы был одной из восходящих звезд Института, будет утверждать, что «до самого конца, сама марксистская теория был интегрирующей силой»126.

Критическая теория – в противоположность «традиционной теории», впервые изложенной в декартовских «Размышлениях о методе» (1637) и воплощенной в «специальных дисциплинах [Fachwissenschaften]» – в первую очередь отвергала интеллектуальное разделение труда, а вместе с ним – все существовавшие теоретические концепции как в социальных, так и в естественных науках, будь они эмпирические или неэмпирические. «Предмет этой человеческой установки [menschliches Verhalten], – писал Хоркхаймер, – общество». Призвание критического теоретика – это «…борьба, к которой принадлежит его мышление». Критическая теория – это «одно экзистенциально продуманное суждение»127

. Отрицая роль в существующем разделении труда, критические теоретики не стояли вне или над классами. Между ними и «правящим классом» было «динамическое единство», хотя это единство и «существует только в форме конфликта». Через взаимодействие между теоретиком и правящим классом процесс социального изменения может быть ускорен. Задача критической теории – внести вклад «в трансформацию всего социального», что случится только в результате еще более острых социальных конфликтов. Теория, следовательно, не предлагает ни краткосрочного улучшения, ни последовательного материального усовершенствования. Тем не менее критическая теория – это теория, определяемая формальной концептуализацией, дедуктивной логикой и экспериментальными отсылками. Частные ее части также могут существовать в «традиционных» модусах мысли, то есть в обычном научном анализе. Это не враждебно и не безынтересно для эмпирических исследований128.

Ядро критической теории – это марксистское понятие обмена, из которого развилось «реальное, всемирно-охватывающее капиталистическое общество» в Европе129. Критическая теория «во многих местах» редуцируется до экономизма, но это не значит, что она понимается слишком узко. Процесс социального формирования [

Vergesellschaftung], если он имеет место, необходимо изучать и анализировать не только в узких экономических терминах, но также с опорой на функционирование государства и развитие «необходимых моментов реальной демократии и ассоциации»130. «Было бы неверно, – пишет Маркузе, – растворять экономическое понятия в философских. Скорее наоборот… релевантные философские предметы следует выводить из экономического контекста»131

.

Возможно, будет уместно сравнить оригинальную, классическую критическую теорию с другим прагматическим подходом к пониманию места и смысла социального знания с радикальной точки зрения, который был обозначен в написанном практически одновременно и в том же самом городе, что и текст Хоркхаймера, профессором Колумбийского университета (университет был принимающей стороной изгнанников Франкфуртского института). Книга Роберта Линда «Знание для чего?» появилась в 1939 году как печатная версия серии лекций, прочитанных в Принстоне весной 1938 года. Озабоченность и долгосрочные социально-политические перспективы немецкого философа и американского социолога во многих отношениях сходны. Линд также критично настроен к академическому разделению труда. Он критикует эмпирические тенденции социальной науки принимать современные ей институты как должное. Вместо этого Линд хочет сориентировать социальную науку на то, «чем существующие основы в этих институтах желали бы стать», то есть на институциональные изменения132. Вектор изменений, на которые ориентируется Линд, совпадает с хоркхаймеровским. Это буквально «обозначенное» продолжение демократии не только в правительстве, но также в индустрии и в других областях, а также замещение «частного капитализма»133.