История раскрывает перед нами целую цепь кровавых и насильственных событий. Даже там, где властители, бывшие, как правило, единственными историками своего времени, не только прославляют себя выигранными битвами и собранной данью, но и рассказывают о построенных ими храмах и дворцах, содержание царских надписей не представляет особого интереса и по большей части является простым списком совершенных деяний. Только в тех случаях, когда для украшения и оживления событий автор приводит некоторые культурно-исторические сведения, современный историк в состоянии в какой-то мере воссоздать картину жизни, содержание которой выходит за пределы массовых убийств. Если же мы хотим получить более полные сведения, то придется учесть весь имеющийся материал в пределах данного отрезка времени, пренебрегая при этом местными особенностями. Есть периоды, когда такое пренебрежение отомстило бы за себя, и мы бы получили неправильное представление о времени. Однако в нашем случае можно до известной степени быть уверенным в том, что богатый житель гомеровского Хиоса спал на такой же украшенной слоновой костью кровати, как и ассирийский царь, и что ему пели и рассказывали такие же точно песни и легенды. Солдат, получающий от кухарки объедки со стола хозяев, тоже завоевывал сердце своей красавицы султаном на шлеме, а школяры и придворные франты носили в Урарту такие же ухоженные, ниспадающие на плечи локоны, как и в самом дальнем уголке Табала.
Мода и культура могут отправиться в победное шествие по всему миру только в такие периоды, когда процветают торговые связи: я имею в виду сухопутные и морские пути сообщения, по которым осуществлялась торговля; иными словами, создается возможность людей общаться друг с другом. Обратим внимание на то, что большинство гомеровских имен, не заимствованных из мифологии, а придуманных самим автором, начинаются словом
В середине VIII в. до н. э. греки стали основывать колонии и создание дочерних городов-государств превратилось у них в настоящую страсть. Каким образом только один Милет мог обеспечить заселение 90 таких городов? Как мог он обойтись без эмигрировавших туда людей? Очевидно, этот массовый выезд был не просто большим стремлением обогатиться, но и жаждой нового, зовущего людей к путешествиям и приключениям[12]
.Даже алчные ассирийские цари испытывают стремление к познанию мира; мы видим, что они не просто грабят чужие страны, но и составляют карты завоеванных местностей. Именно поэтому в анналах, сведения которых основаны на этих картах, сообщается, что в каждой завоеванной стране войска подымаются на все горы, пересекают все реки и захватывают все, даже самые маленькие деревеньки. Можно предположить, что они даже собирают коллекции растений. В этих странах, и на самом деле велись исследования, но не воинами, а следовавшими за ними или вместе с ними учеными. Растет стремление владык к захвату окружающего мира, и хотя лишь немногим из них удается осуществить это с помощью оружия, но все они мечтают об этом.
На первом плане в это время мы всегда видим купца, мореплавателя, пирата. Каждый из них является маленьким Одиссеем, каждый готов сочинять небылицы о своих заморских странствиях. Каждый думает лишь о своей выгоде, хотя и не забывает о богах. Нет ничего типичнее в этом смысле ветхозаветного рассказа об Ионе, который вполне можно сравнить с хвастливыми похождениями Одиссея. Ученые не пришли к единому мнению о том, к какому столетию следует отнести это небольшое поэтическое произведение, однако нигде оно не оказывается так к месту, как в гомеровское время. Гомер не одобрил бы, пожалуй, только эпизода о том, как рыба проглотила Иону. Рассказ этот — нечто похожее мы встретим и в греческих мифах — изложен настолько кратко, что читатель, ожидающий чудес, будет разочарован. Этот же недостаток, впрочем, свойствен и всем сказкам «Одиссеи», которые также нельзя назвать сказками в подлинном смысле слова.
Обратимся, однако, к «Рассказу об Ионе»: