От Орла до Новороссийска

Любопытная деталь вычитана мной в истории кавалерии. Несмотря на бесчисленное количество конных атак, прямое столкновение двух частей происходит чрезвычайно редко: обыкновенно в последнюю секунду одна из частей поворачивает. Вот под Егорлыцкой произошло такое столкновение, части перемешались, и было трудно разобрать, где свои и где чужие. Классическая встреча и столкновение двух корпусов произошло в 1805 году под Лустерлицем. Там встретились французские кирасиры с русскими кавалергардами и конной гвардией. Никто не отступил, и после атаки осталось всего несколько десятков всадников из обоих корпусов. Под Егорлыцкой с нашей стороны атаковали те же полки.

Бой под Егорлыцкой был особенный бой, не такой, как другие. Индивидуальное чувство исчезло почти совершенно и уступило чувству коллективному. Бой был необычайно упорный. Вся эта часть степи была покрыта темными квадратами – полками и батареями. Не было места развернуть всю массу конницы. Движения производились не эскадронами, а полками и даже дивизиями. Вот так, вероятно, выглядели бои в старину.

Все батареи, наши и красные, стояли на открытых позициях, то есть были видны со стороны врага. Наша батарея находилась на левом фланге. Одна из красных батарей взяла нашу под свой огонь. Направленная в нас очередь снарядов дала перелет саженей в пятьдесят и взорвалась как раз в рядах проходившего за нами 12-го сводного полка. Один всадник улетел высоко в воздух, вертясь как волчок. Люди и лошади упали. Но полк не дрогнул и продолжал идти шагом, оставляя раненых и убитых на попечение санитаров, следовавших за полком. Командир полка, полковник Псел{314}, повернулся в седле и ровным голосом скомандовал:

– Рав-няй-сь!

И полк прошел шагом, как шел, не дрогнув. Мы же, батарейцы, втянули голову, ожидая, что следующая очередь будет по нам. Но очереди не было. Оказывается, конно-горная опять пришла нам на выручку. Она заметила стреляющую батарею и заставила ее замолчать. Еще раз пришлось видеть всадника, улетающего вверх волчком метров на десять, в Таврии, под Серогозами. Это, очевидно, происходит, когда снаряд взрывается в теле лошади.

Началось жуткое отступление, по непроходимой кубанской грязи, на Новороссийск. Под Егорлыцкой в наших двух батареях потерь не было вовсе. Думаю, что и у других батарей их не было. Наш корпус мог выдержать удар во много раз превосходящей нас числом конницы Буденного из-за умения наших начальников, опыта бойцов и превосходства артиллерии. У красных было лишь количество, и это оказалось недостаточным.

После боя у Егорлыцкой выяснилось, что защищать Кубанскую область мы не будем и Добровольческая армия отходит в Новороссийск, чтобы переехать в Крым, где борьба будет продолжаться. К оставлению Кубани нас побудило настроение казаков. Донцы были деморализованы и потеряли боеспособность. Кубанцы же были нам явно враждебны, драться с красными не хотели и приказов главнокомандующего генерала Деникина не выполняли. И донцы, и кубанцы заявили, что ехать в Крым они не желают. Собственно, они сами не знали, чего они хотят. Митинговали, под влиянием неудач поддались большевистской пропаганде и посулам.

Казакам было приказано генералом Деникиным отходить на Тамань, откуда их вместе с лошадями и имуществом легко бы перевезли в Керчь. Казаки на Тамань не пошли, а пошли частью в Грузию, а частью в Новороссийск, где дезорганизовали транспорт и заполнили набережные. Там они вдруг захотели ехать в Крым. Грузия же казаков выдала большевикам. Генералу Врангелю удалось вырвать силой у Грузии несколько тысяч казаков, но громадное большинство попало в плен к красным. Офицеров расстреляли, а казаков послали против поляков. Понятно, ни о какой самостоятельности и помину не было.

Во время походов на дорогах наблюдалась следующая картина: по обочине тянулись без строя, когда гуськом, когда малыми группами, донцы без винтовок и пик. Пики и винтовки лежали тут же, брошенные вдоль дороги. Донцы бросали оружие, чтобы их не посылали в бой. На одном мосту случился затор. Лошадь донского полковника провалилась ногой и загородила мост. Донцы объезжали лошадь и шли дальше, а полковник не решался им приказать вытащить лошадь. Командир нашей батареи, капитан Никитин, узнав, в чем дело, был возмущен. Он выхватил шашку и заставил нескольких казаков слезть и вытащить лошадь. Полковник благодарил его со слезами на глазах. Другой же раз, под Ново-Корсунской, многочисленный Кубанский полк, в строю, отказался вступить в бой с переправлявшимися через речку красными и ушел. За спиной каждого казака было по две, а у некоторых по три винтовки – из тех, что бросили донцы.

Понятно, что не все казаки митинговали. Но здравомыслящих было меньшинство. В Крыму были и донцы, и кубанцы и хорошо дрались. У нас в орудии были казаки-линейцы кубанцы, которых пропаганда не коснулась. Линейцев я всегда предпочитал черноморцам, они спокойнее и дельнее.