От Орла до Новороссийска

Собственно говоря, настоящего боя в Батуринской и не было. Станица Батуринская, недалеко от Брюховецкой, разделяется рекой Бейсуг надвое. В каждой части есть церковь и колокольня. Мы перешли в южную часть станицы и разрушили мост. Наш наблюдательный пункт был на колокольне, и там дежурили офицеры конно-горной. В полдень мы их сменили. Командовал нами уже капитан Никитин. Он послал меня на колокольню, а сам остался при орудиях внизу. Орудия были замаскированы деревьями у самой церкви. Никитин предупредил меня, что стрелять не будем, потому что обнаружен недостаток снарядов. На колокольню был проведен телефон, были два солдата-телефониста от дивизиона и великолепная подзорная труба Цейсса с развилкой.

Меня удивило, что офицеры конно-горной вовсе не закамуфлировали наблюдательный пункт. Я тотчас же закрыл ставни и вынул из них по тонкой дощечке. В образовавшуюся щель можно было наблюдать, оставаясь невидимым. Напротив, через реку, в каких-нибудь 200 саженях, стояла другая колокольня. Надо было ожидать, что красные командиры не преминут на нее взобраться, чтобы осмотреть местность. Я сказал об этом по телефону Никитину, и он со мной согласился. Мы тщательно навели орудие на колокольню и даже решились выпустить две шрапнели, чтобы пристреляться. Вскоре появилась красная пехота на бугре и стала спускаться в станицу. Я спросил у Никитина разрешения стрелять, красные шли густыми толпами, их было много.

– У нас недостаток снарядов, – ответил мне по телефону Никитин. – Мы можем стрелять только по батарее или по группе офицеров.

– Я не вижу ни орудий, ни групп офицеров, но вижу компактные массы пехоты. Можно было бы произвести разгром, пока они не рассыпались в цепи.

– Ничего не могу поделать. Я получил приказание от князя Авалова.

– Если мы не будем стрелять, как мы войну выиграем?

– О выигрыше не может быть речи. Мы ее уже проиграли.

После этого неутешительного разговора мне ничего другого не осталось, как сложа руки наблюдать, как красная пехота вошла в ту часть станицы. Как я и предполагал, один красный солдат взобрался на соседнюю колокольню. В трубу я его хорошо видел. На той колокольне ставен не было. Солдат спустился, но снова полез на колокольню в сопровождении нескольких типов. Они осмотрели станицу в бинокль, скользнули взглядом и по нашей колокольне, на ней, к моей радости, не задержались (не придали значения) и развернули карту. Я внимательно за ними следил. Конечно, это были начальники.

– Орудие к бою! Два патрона… Беглый огонь!

Шрапнели хорошо покрыли колокольню. Я не мог видеть, были ли раненые, но наблюдатели сбежали во всю мочь вниз. В ответ невидимая красная батарея искала наши орудия, разбрасывая снаряды по всей станице. Затем все успокоилось. Опять красный наблюдатель взобрался осторожно на колокольню. Он перевесился и что-то крикнул вниз. Другие поднялись. Я подождал, чтобы их собралось побольше, и снова открыл огонь с тем же результатом. Солдат-телефонист передал мне трубку:

– Генерал князь Авалов вас требует к телефону.

– Поручик, я отдал приказание экономить снаряды. По чему вы стреляете?

– По группе офицеров-наблюдателей, Ваше Превосходительство.

– Я приду посмотреть.

– Слушаюсь, Ваше Превосходительство.

Он был в плохом настроении. Уже одна лестница на колокольню чего стоит.

– Где ваши наблюдатели? Я ничего не вижу.

– Подождите немного, Ваше Превосходительство. Они опять соберутся.

Ждать пришлось довольно долго, и Авалов воспользовался этим временем, чтобы меня отчитывать. Солдат-наблюдатель у трубы прервал его:

– Опять один лезет на колокольню.

Авалов сам приник к трубе.

– Вот и второй и еще третий поднимается… Что вы думаете, поручик? Стрельнем?

– Осмелюсь предложить подождать, чтобы их собралось побольше.

Авалов увлекся и отдал несколько раз приказание стрелять. Командир дивизиона, генерал Колзаков, забеспокоился и вызвал меня по телефону:

– Что вы там вытворяете, Мамонтов? Вам же сказано не стрелять.

– Это не я стреляю. Стреляет князь Авалов.

Этот последний, который слыхал наш разговор, кашлянул смущенно.

– Конечно, надо экономить снаряды. Но трудно удержаться, когда перед тобой такая цель.

Он спустился с колокольни. Я больше не стрелял.

В тот же день конно-горная спрятала орудие перед разрушенным мостом. Когда красные стали его чинить и собрались на нем в большом количестве, то наши ахнули по ним картечью и, пользуясь общим замешательством, увезли орудие.

Часов в десять утра мы услыхали выстрелы. Никитин приказал седлать, заамуничивать, и батарея вышла из станицы Ново-Корсунской и пошла в поводу к югу. Навстречу нам скакал ротмистр Аглаимов{316}, ахтырский гусар, татарин-блондин. Он носил эффектную форму мирного времени и золотую серьгу-полумесяц в левом ухе. Сидел на вороном коне.

– Капитан Никитин, – крикнул он. – Там влево красная кавалерия переправляется через реку. Задержите их, пока я не приведу своих гусар… Вон, вправо уходят кубанские казаки – они отказались драться с красными.

– А, сволочи, – сказал Никитин по их адресу. – Хорошо, ротмистр, я пойду к реке.