От руин Карфагена до вершин Атласа

В числе достопримечательностей Алжира — Дворец культуры. Он также был выстроен незадолго до 30-й годовщины революции. На террасе его еще лежали большие пакеты с керамической плиткой из города Кальяри на Сардинии (кстати, искусство керамики там возникло в эпоху владычества арабов из Магриба), из канадского Монреаля и даже из Японии. Строительство было закончено, как у нас говорят, «в основном». Предстояла еще отделка, в том числе облицовка некоторых частей здания мозаичным декором. Но дворец уже поражал роскошным оформлением внутреннего двора, великолепным и разнообразным украшением потолка, мраморными плитами пола. Как и все другие достижения современной алжирской архитектуры, Дворец культуры отдавал щедрую дань традициям андалусского зодчества, самим своим обликом подчеркивая преемственность поколений мастеров национальной культуры, бережно хранящих художественное наследие предков.

При осмотре дворца рядом со мной оказался Жозеф Керлан. Когда-то он служил в порту города Алжир, потом стал монахом и подобно многим католическим служителям выступил против колониальных порядков, последовав примеру местного архиепископа Дюваля, которого колониалисты прозвали «Мухаммед Дюваль» за его проалжирскую позицию. «Монсеньор Дюваль и сейчас еще занимает свой пост, — сказал Керлан, — хотя ему уже восемьдесят один год». Керлан в годы революции занимался тем, что прятал от французской полиции подпольщиков ФИО и компартии Алжира. Поэтому он знал почти всех вождей революции, а также таких ее героев, как всемирно известный журналист-коммунист Анри Аллег, вместе с которым впоследствии оказался в одной камере.

Керлан рассказывал о своих встречах с творцами революции (его доклад на коллоквиуме был посвящен Баджи Мухтару, партизанскому вожаку на северо-востоке страны, погибшему в первых революционных боях через три месяца после их начала). От этого глубоко верующего человека с печальным взглядом и тихим голосом, много претерпевшего, исходила спокойная уверенность в том, что справедливость в конце концов восторжествует, если постоянно и ежечасно творить добро и заботиться о людях. Конечно, нрав был в свое время министр труда и социального обеспечения Алжира Мухаммед-Саид Мазузи, взявший Керлана к себе на работу, хотя аббат и сохранил французское гражданство. Мазузи, сам 17 лет просидевший во французской тюрьме, прекрасно знал, чем может быть полезен Алжиру такой человек, как Керлан, христианин, много добра сделавший алжирским патриотам, исповедующим ислам.

Мне мало что удалось повидать в Алжире в 1984 г., поскольку мы ни разу не выехали тогда за пределы столицы и вообще редко оказывались вне отеля «Эль-Джазанр». Однако познакомиться с интересными людьми и узнать много нового о жизни Алжира удалось вполне. Этим и примечательны для меня воспоминания о ноябре 1984 г. в Алжире.

По алжирскому телевидению каждый вечер тогда демонстрировался французский многосерийный документальный фильм о первой мировой войне, 70-летие с момента начала которой отмечалось в 1984 г. Меня поразило обилие в нем материалов о русской армии, русском правительстве и вообще о России 1914–1917 гг. Не все эти кадры можно было тогда увидеть в наших документальных фильмах. И думалось, что Алжир, небольшая по нашим масштабам страна далеко не всеобщей грамотности, с прочными традициями религиозности, национализма и патриархальной клановости сельских общин, очень выигрывает от интенсивности своих международных экономических, политических и культурных связей, от обилия поступающей из-за рубежа информации. Этому способствуют и открытая продажа французских и прочих зарубежных газет, и прямые телепередачи из Франции, Испании, Италии, и специальные программы для телевидения и радио Алжира, составленные во Франции, США, ФРГ, и разнообразная деятельность культурных центров этих стран.