От руин Карфагена до вершин Атласа

В ноябре — декабре 1987 г. я оказался в Тунисе в качестве лектора Союза советских обществ дружбы. Было весьма любопытно взглянуть, как изменилась страна за четверть века (первый раз мне удалось побывать здесь в январе 1962 г.). Тем более что незадолго до моего приезда в Тунисе свершилось, казалось, невозможное: в ночь на 7 ноября был отстранен от власти 84-летний Хабиб Бургиба, правивший почти 32 года и носивший титул «Верховного борца», а с 1975 г. — пожизненного президента Туниса (ранее он четырежды переизбирался на пост главы государства).

С первых же минут пребывания на тунисской земле друзья, знакомые и впервые встретившиеся собеседники, соотечественники и местные жители обрушили на меня поток информации: «Теперь у тунисцев 7 ноября — тоже праздник. Они так и говорят, что будто бы специально приурочили его к годовщине русской революции и решили начать свою перестройку, покончив с прежним застоем. Новому президенту Зин аль-Абидин Бен Али 51 год. Он — бывший генерал армии, учился в военных заведениях Франции и США, но еще раньше получил специальность инженера по электронной технике. Перед переворотом он около месяца был премьер-министром, а до этого занимал пост министра внутренних дел. Когда все это произошло, Бургиба сказал, что он якобы знал, что Бен Али это сделает».

Рассказывали о встречах нового руководства с лидерами оппозиционных политических партий, об употреблении термина «тунисская весна» (позднее события 7 ноября 1987 г. стали называть также «революцией жасминов»). Вместе с тем подчеркивалась и определенная преемственность, в частности, выразившаяся в осуждении исламских фундаменталистов, приговоры которым были смягчены, но не отменены.

Говорили тогда и о Декларации 7 ноября, с которой выступил новый президент, высказавшийся против пожизненного срока пребывания на посту главы государства и против «автоматического наследования» этого поста, за «многопартийность» и «плюрализм». Одним из первых актов Зин аль-Абидина Бен Али были специальные меры в пользу молодежи, «страдающей от насилий, преступности, кризиса доверия, сомнений в прежних идеалах, замедления экономического развития и безработицы». Естественно, всеми эти меры одобрялись, ибо молодежь в Тунисе — большинство взрослого населения. От ее позиции многое зависит, в том числе успех нового руководства и выдвинутого им курса. Повторяли слова одного из тунисских политических деятелей о том, что Бен Али хочет, чтобы Тунис не только переживал бы события, но и сам бы их создавал.

Тунисцы особое внимание обращали на то, что дипломатия их страны «будет отныне более активной и открытой и в рамках Магриба, и в арабском, и в африканском мире», в качестве примера приводя уже состоявшиеся визиты к Бен Али личного представителя короля Марокко и министра информации Мавритании, а также поездку в Алжир нового премьер-министра Туниса Хеди Баккуша. Обо всем этом сообщалось радостно, но как-то сдержанно, по-деловому. Я еще в Москве заметил при встрече с тунисской делегацией, прибывшей на празднование Недели Туниса, что тунисцы очень гордятся разумностью, продуманностью того, что произошло. «Ведь Бургнба уже не мог управлять. Он все забывал», — говорила возглавлявшая делегацию Джавид Акрут. Примерно то же услышал я и в Тунисе с некоторыми добавлениями, касавшимися ближайшего окружения престарелого экс-президента.

Главным же считали быстроту и четкость прошедшей без эксцессов «спокойной революции».

Я смотрел на город, начинавшийся прямо у аэропорта (а в 1962 г. до него надо было ехать километров двенадцать), на обилие плосковерхих двух-трех-этажных домов белой и светло-коричневой окраски, на пыльные улицы предместья, несколько напоминавшего по виду Хусейн-Дей, пригород алжирской столицы. Конечно, в чем-то города Магриба похожи, что обусловлено естественными причинами — сходством природы, климата, строительного материала, художественных вкусов, а также влиянием приемов и наследия французских архитекторов, разработавших специально для Магриба псевдомавританский «колониальный» стиль. Но сходство не только в этом. Оно — в тонком чутье ландшафта, которое демонстрировали на североафриканской земле зодчие разных веков, наций и религий, в умении использовать изумительное сочетание белой облицовки домов с бирюзой почти всегда чистого неба, синевой морской воды и зеленью садов, парков и живых изгородей.