От Русско-турецкой до Мировой войны. Воспоминания о службе. 1868–1918

Настоящим экзаменом для дивизии явились большие маневры под Ровно в высочайшем присутствии в 1890 году, маневры войск Варшавского округа против войск Киевского.

Отбывши общий сбор под Варшавой, дивизия была двинута к селению Локачи Волынской губернии, 250 верст в пять переходов и одна дневка перед началом маневра.

Ввиду трудности расквартирования войск, генерал-адъютант Гурко приказал, чтобы при расхождении на ночлеги, кавалерия в первую очередь пропускала бы пехоту, а затем уже сама следовала на свои места, так что лошади ежедневно оставались под седлом: с пяти-шести часов утра до семи вечера.

Кавалерией Варшавского округа на время маневров командовал Его Императорское Высочество великий князь Николай Николаевич-младший.[64] На третий день маневра кавалерийские части достигли реки Стыри, которую невозможно пройти вброд. Великий князь обратился к барону Мейкендорфу с вопросом:

– Как быть? Нам крайне важно перейти на тот берег, пока не подошла кавалерия генерала Струкова.[65]

Тотчас же была вызвана конно-саперная команда, которая под руководством полковника Иванова с необычайной быстротой из подручного материала: ворот, ставень, заборов и плетней – построила мост, по которому тут же перешла 1-я бригада, ведя лошадей в поводу. Затем был наведен второй мост, и в ночь перешли все остальные полки. Великий князь был в восторге.

В последний день маневров произошло столкновение кавалерии обеих сторон. В атаке участвовали 26 кавалерийских полков, которые так перемешались, что невозможно было их развести.

Тут подъехал уже совсем больной, на маленьком арабском коне на уздечке фельдмаршал великий князь Николай Николаевич-старший[66] и, несмотря на то, что с трудом говорил, проезжая между полками, быстро развел их и направил на фланги сторон, чтобы не мешать развертыванию пехоты.

30 августа состоялся высочайшей парад всем войскам, участвовавшим в маневрах. В строю находилось 124 642 человека и 460 орудий.

Как только Его Величество сел на коня и взвился Георгиевский штандарт,[67] артиллерия дала залп и вела все время съезда беглый огонь.

31-го была дневка, а на следующий день войска выступили по домам, маршрут был дан от Ровно на линию Варшава – Новоминск – Седлец в девять дней, из них две дневки; переход в среднем 50 верст, а последний 73 версты.

Дивизия выдержала испытание, не оставив ни одной лошади в пути. Лейб-уланы[68] оставили по пути обратного следования до 160 лошадей, а начальник 14-й кавалерийской дивизии,[69] генерал-лейтенант Леонтьев, прибыв через месяц по возвращении в штаб-квартиры полков своей дивизии, отдал приказ, что из всей дивизии смог вывести в конном строю лишь пять эскадронов.

Следующий маневр в высочайшем присутствии состоялся в 1892 году в районе крепости Ивангород. Маневр протекал не так гладко, как обыкновенно, чувствовался недостаток энергии в действиях стороны, подходившей к крепости с целью ее захвата. Тем не менее ночной штурм форта «Ванновского», на котором находились Их Величества, представил захватывающую картину. Артиллерийский огонь по наступавшим цепям был доведен до крайнего напряжения. Разгоряченные номера одного из орудий батареи, вблизи которой стояли Их Величества, при спешном заряжении, очевидно, забыли смочить банник, и, прежде чем номер успел закрыть затвор, последовал взрыв картуза, и ближайшие три номера были тяжко обожжены. Особенно номер с банником, стоявший за орудием, был так сильно обожжен, что упал. Он был в беспамятстве и тяжко стонал. Государыня Мария Федоровна тотчас же подошла к нему, опустилась на колени и, положив на них голову раненого, держала его так, пока не принесли носилки. И только когда все трое раненых были уложены на носилки, государь велел отнести их в свой поезд и доставить в госпиталь. Но пока все это устроилось, государыня простояла свыше часу на коленях, держа голову сильно стонавшего обожженного.

На другой день, 30 августа, парад был отменен, но все начальники частей и посредники были приглашены к высочайшему завтраку, музыка не играла.

Провозгласив здравие государя императора, генерал-адъютант Гурко произнес:

– За здравие матушки царицы, сердобольной матери, скорбящей о всех болестях русского солдата.

Вставая от стола, я взял три конфеты в бумажках с тем, чтобы подарить их приказному второго Оренбургского казачьего полка Кучугурову, состоявшему при мне вестовым на всех учениях и маневрах. Вручая их Кучугурову, я сказал:

– Вот тебе конфеты с царского стола, попробуй их.

Кучугуров вынул платок и со словами:

– Никак нет, они пойдут домой под образа, – завернул их и спрятал в карман.

Начальником штаба 13-й кавалерийской дивизии я пробыл свыше восьми лет и так сжился с ней, что считаю 13-е число счастливым для себя.

Самое живое, интересное время представлял период специально-кавалерийского сбора, когда от штаба требовалось полное напряжение работы, так как мне, старшему из начальников штабов дивизий, приходилось быть и начальником штаба сборов.