От сердца к сердцу

64. И ни один из них не вернётся в Царствие Отца Моего, пока не станет тут рабом или блудницей.

65. Ибо истинно, истинно говорю вам: никто не спасёт души своей, пока не пожертвует ею».

Вдумчивый читатель сможет увидеть в выше изложенном Евангелии не только научное изложение Иерархии Женского Начала Космоса, но и взаимоотношения Мужского и Женского Начал на Высших Мирах; и, даже более полное описание реального исторического факта от первого лица.

Скажет кто-то – с какой стати я должен верить этому апокрифу?

– Прекрасно! Пусть ваше сомнение породит размышления, которые, в свою очередь, породят исследование – которое станет опорой знанию, формирующему стройную систему мировоззрения. И, к тому же, необходимо быть последовательным; ведь будет нелогично, сомневаясь в этом Евангелии, слепо принимать каждое слово неизвестно из какого средневековья пришедших к нам так называемых канонических Евангелий?!

Также исследователь сможет определить насколько силы тьмы «рдели» над Писаниями, сокращая и переставляя фразы, тем самым совершенно меняя их смысл. Так, любовь превратилась в грех, и до сих пор мы видим как презираемы на земле люди любящие искренне и самоотверженно; как их самоотверженность во имя любви называется блудом, тогда как узаконенные отношения мужчин и женщин не испытывающих друг к другу ничего возвышенного и скреплённые только выгодой называют любовью.

Но для спящего сердца высокая духовная этика Евангелия от Магдалины останется незамеченной, а непримиримая борьба сил Света и Тьмы покажется просто игрой воображения писателей, что ж не будем настаивать, но будем надеяться что в будущих Кальпах и на других планетах спящий дух пробудит своё сердце, и распустится ещё один цветок Огненного Воина Света!

Грани общества и грани труда.

Есть весьма интересный отрывок в книге Д. Андреева «Роза Мира» написанной в середине прошлого века:

«…А рабочий класс? Я живу в стране, где рабочий класс остаётся гегемоном уже пятое десятилетие. Что же создал он, кроме всё тех же ценностей материального ряда да всевозможных технических, производственных усовершенствований? Скажут, может быть: а как же вся рабочая интеллигенция, то есть выходцы из рабочей среды, становящиеся инженерами, экономистами, юристами, учёными, литераторами? Но это – не рабочий класс: это – те кто его перерос, кому нечего больше делать в этой среде и кого навсегда отделили от этой среды и характер деятельности, и круг интересов, и материальные условия жизни. Монах, расписывающий фресками храм, оставался монахом; помещик, писавший у себя в усадьбе или в своём городском доме романы, поэмы и картины, оставался помещиком; буржуа, посвятивший свой досуг искусству и науке или предавшийся меценатству, оставался буржуа; и крестьянин, сочинявший былины или расписывающий утварь, оставался членом своего класса. Но рабочий, становящийся интеллигентом, тем самым перестаёт быть рабочим. И того, что создала эта интеллигенция, не приходится принимать к рассмотрению, когда мы говорим о том, что создал этот класс как таковой.

Духовной – в точном смысле этого слова – продукции рабочего класса не существует вообще; его интеллектуальная продукция ничтожна. Рабочий класс – не венец человечества, а его трагедия, его momento mori, грозное напоминание о том, что миллионы людей, потенциально ничем не отличавшихся от остального полноценного общества, осуждены этим обществом на духовное скопничество, на культурное вырождение, смягчаемое лишь тем, что эти несчастные в подавляющем большинстве сами не понимают ужаса своего положения. Утратившие связь с матерью землёю и не вознаграждённые за это приобщением к мировой культуре, психически искалеченные вечной вознёй с машинами, эстетически колеблющиеся от красот индустриального пейзажа до частушки в пошлой олеографии, эти люди становятся жертвами одуряющей скуки, как только оказываются наедине с самими собой. Они как огня боятся тишины, ибо тишина ставит их лицом к лицу с их душевной опустошенностью. Природа для них мертва, философия – смертельно скучна, искусство и литература доступны им лишь в самых сниженных своих проявлениях, религия возбуждает в них лишь высокомерную насмешку невежд и только наука вызывает чувство инстинктивного уважения, как нечто бесспорно высшее, чем они. Их отдых – карты, водка, домино, спорт, примитивный флирт да кинематограф. И пусть не лгут, будто я клевещу на этих людей: им слишком долго кадили фимиамом, их растлевали потоками демагогической лести и лжи; приходит время, когда перед ними поставят их собственные ничем не разукрашенные портреты».