От снега до снега

— Опять записывать! Ну, ладно, может быть, вам и на этот раз кое-что пригодится из того, что я расскажу.

...Как закрутила пурга с ночи на тринадцатое января, так и не переставала трое суток.

В поселке, раскинутом на узкой песчаной косе, снегу намело вровень с крышами, и круглые сутки в домах горели керосиновые лампы.

Мария Маркелос дежурила на фельдшерском пункте, ожидая звонка из соседнего селения, где со дня на день у Анастасии Лазгун должны были наступить роды. Мария Никосовна обещала по вызову сразу же приехать к роженице.

И вот в первом часу раздался телефонный звонок.

— Худо у нас, мамка, приезжай, — услышала она голос Николая Лазгуна, мужа роженицы. — Думали к тебе Настю везти, да боимся трогать ее.

— Ждите, я выхожу!

Она быстро оделась, перевязала меховую дошку сыромятным ремнем, перекинула через плечо санитарную сумку и, схватив в углу лыжи, подклеенные нерпичьим мехом, выбежала на улицу.

Идти надо было километров десять по льду залива, потом горной тропой перевалить через довольно высокий скалистый мыс. На той стороне бухты селение рыбаков. Мария уже несколько раз ходила туда по вызовам, но в дневное время, и дорога обычно занимала около трех часов. Да и погода всегда была чудесная: ярко сияло солнце и всеми цветами радуги отливали отточенные ветром острые грани торосов.

А нынче ночь, пурга...

Став на лыжи — палок к ним не полагалось, — она с порога побежала прямиком через залив. Резкий ледяной ветер порывами дул навстречу, кидал в лицо мелкий колючий снег и не давал бежать быстро. Сквозь смерзшиеся ресницы она едва различала старую лыжню и несколько минут блуждала в темноте между торосами, местами проваливалась до пояса в сугробы, теряла лыжи. Вытащив их оттуда, она шла дальше и, выбравшись на чистый открытый лед, снова чувствовала себя легко и свободно.

Примерно через час она свернула вправо, где, по ее расчетам, должен был показаться мыс с тремя высокими соснами, росшими на уступе. Но все вокруг до того сузилось белесоватой темнотой, что в пяти шагах ничего не видно.

Она шла и шла, широко размахивая руками и пряча лицо от ветра, почти наугад и не заметила, как оказалась у подножия мыса, ткнувшись концами лыж в острый камень и упав от резкого удара на колени.

Ветер был здесь потише, и Мария решила немного отдохнуть и перевести дыхание. Она села прямо на лед, расстегнула дошку, протерла рукавом смерзшиеся ресницы и закурила. («Это я в медучилище научилась курить. Володя мой ругает меня, говорит, чтобы бросила, но я ничего не могу с собой поделать. Одной на дежурстве бывает скучно, вот и закуришь».)

Пока она отдыхала, подумала о муже, который в эти дни где-то бродит со своими геологами в горах. Прежде он всю зиму жил дома, а нынче в каком-то важном поиске, и в душе она пожалела Володю. Потом она вспомнила о Никосе, которого оставила у соседей. Обычно, уходя ночью на дежурство, она брала его с собой на фельдшерский пункт и укладывала спать на раскладушке. А сегодня, с минуты на минуту ожидая вызова, отнесла его к соседям, старикам Сигановым.

Подъем в гору начинался около первой сосны. Мария связала ремешком лыжи и, пройдя немного по льду, отыскала заветную тропу.

В это время опять подул ветер, он разорвал пелену тумана, и в узкий просвет выглянул краешек луны, осветив наверху каменистый уступ. Мария стала медленно подниматься, но тропа обледенела, намерзшие подошвы торбазов скользили.

(«Лучше бы я ни о чем не думала и шла бы себе потихоньку, а тут почему-то испугалась и решила пробежать опасное место у края обрыва — и сорвалась, конечно...»)

Падая, она ухватилась за мерзлые кусты, запуталась в них, и они-то удержали ее на крутом склоне. Придя немного в себя, нащупала ногами небольшой выступ, встала, не выпуская из рук кустарника. Но он был хрусткий, этот кустарник, ломался и выскальзывал из рук. Тогда она решилась на крайность: достала из санитарной сумки охотничий нож и, втыкая его по рукоять в расщелины, упиралась в складки на склоне и понемногу подтягивалась на руках.

Когда она выбралась на тропу, почувствовала себя слабой и беспомощной и зарыдала как маленькая. Вдруг наверху что-то зашевелилось, посыпались снежинки.

Маша не успела сообразить, что бы это означало, как услышала негромкий собачий лай.

Это бежала сюда лайка Николая Лазгуна.

Под утро Мария Никосовна приняла у Анастасии сына, ее четвертого ребенка...

— Вот так и живем в нашем Счастье, — сказала она и весело засмеялась.

Мы еще долго сидели на берегу. Закат на горизонте понемногу угасал. Остыли и потемнели горы.

В десятом часу прибыл из Николаевска катер. Он шел на мыс Лазарева. Там Мария Никосовна должна была встретиться с мужем, его геологическая партия вышла из тайги.

— Так вы приедете к нам погостить? — спросила она прощанье. — От моего Володи вот уж наслушаетесь всяких разных историй. Кстати, теперь у нас там белые ночи — красота!

Она вбежала по узкой сходне на катер, и он тут же отвалил от пирса.