— Брось меня разыгрывать, — сказал Таль, — Болеславский с Кересом играли не в третьем, а в девятнадцатом туре, белыми играл не Керес, а Болеславский, и был у них не ферзевый гамбит, а испанская партия.
Знаменитая итальянская актриса Анна Маньяни требовала, чтобы ее портреты публиковались без ретуши.
— Не хочу, чтоб убирали морщины с моего лица, — заявила она. — Мне понадобились 55 лет для того, чтобы их нажить.
В Вене по телевидению передавалась пресс-конференция известного дирижера Герберта фон Караяна. Один из западногерманских корреспондентов задал маэстро такой вопрос:
— Господин Караян, каково влияние религии на ваше творчество?
— У меня только один бог — музыка! — ответил Караян.
Знаменитый древнегреческий баснописец Эзоп владел большим чувством юмора. О его остроумии рассказывают немало историй.
Однажды он шел по улице, вдруг встретился судья и строго спросил его:
— Куда ты идешь?
— Не знаю, — ответил Эзоп.
Ответ Эзопа не понравился судье, и он велел отвести его в темницу.
— Но ведь я сказал вам сущую правду, — возразил Эзоп. — Я и в самом деле не знал, что иду в темницу.
Судья засмеялся и отпустил его.
На одном ужине в Афинах выступал арфист. Играл он настолько плохо, что все присутствующие были возмущены и громко выражали свое недовольство. Аплодировал лишь один Диоген.
— Неужели тебе понравилась эта скверная игра? — спросили его.
— Нет. Но я хвалю его, — пояснил философ, — за то, что он, будучи таким плохим музыкантом, все-таки продолжает играть, вместо того чтобы стать вором.
— В котором часу следует обедать? — спросили однажды Диогена
— Если ты богат, обедай когда хочешь; если же беден — когда можешь, — был ответ мудреца.
Однажды древнегреческий философ Аристотель шел по улице. Его остановил один болтливый человек и стал рассказывать множество всякого вздора, беспрерывно приговаривая:
— Не чудно ли?
— Это не так чудно, — ответил философ, — чудно то, что человек, имеющий две ноги, может стоять и терпеливо слушать твое пустословие.
Воинственный древнегреческий правитель Димитрий, взяв и разрушив город Мегару, спросил философа Стильпона, уроженца этого города, не было ли у него что-нибудь отнято.
Стильпон ответил:
— Нет, ничего. И это потому, что мудрость никогда не делается военной добычей.
Один человек, которому надоела сварливая жена, пришел к знаменитому врачу Абу Али ибн Сина (Авиценне).
— Скажи, пожалуйста, умру я или нет, если выпью отраву, приготовленную из ртути? Если нет, то найди мне такое лекарство, чтобы я мог избавиться от жены.
Абу Али ибн Сина внимательно выслушал просителя, посочувствовал ему и ответил:
— Лучшее в таком случае лекарство — развод…
Выдающегося средневекового философа Газали спросили:
— Каким образом ты так преуспел в знаниях?
— Я никогда не стыдился спрашивать, — ответил имам.
Французский историк и писатель ХVIII-ХVIII вв. Бернар Фонтенель написал оперу, где, к негодованию ханжей, был выведен хор жрецов. Архиепископ Парижский потребовал исключить этот номер.
— Я не трогаю его священников, пусть и он не трогает моих, — невозмутимо ответил Фонтенель.
Голландский философ-материалист Бенедикт Спиноза часто играл в шахматы со своим домохозяином. Однажды тот спросил Спинозу:
— Не могу понять, почему я так волнуюсь, когда проигрываю, в то время как вы после проигрыша остаетесь совершенно спокойным? Неужели вы так безучастны к игре?
— Отнюдь нет, — ответил Спиноза. — Когда кто-либо из нас двоих проигрывает, король в любом случае получает мат, а это всегда радует мое республиканское сердце.
Петр I, будучи при французском дворе, заметил одного придворного, который каждый день являлся в платье нового покроя.
— Должно быть, этот дворянин недоволен своим портным, — сказал о нем Петр.
Весьма посредственный художник поделился своим замыслом с Балакиревым (шутом Петра I):
— Я прикажу эти покои выбелить и потом распишу. Как ты это находишь?
— Лучше будет, если ты сперва эти стены разрисуешь, а уж потом их выбелишь.
Однажды Петр I спросил о чем-то мнение Балакирева. Шут дал искренний, но не понравившийся царю ответ. Петр, рассердившись, приказал посадить его на гауптвахту. Вскоре царь, однако, убедился, что шут был прав, и приказал немедленно его освободить. Спустя некоторое время Петр захотел узнать мнение Балакирева по другому делу. Балакирев вместо ответа обратился к стоящим у дверей часовым:
— Голубчик, ведите меня скорей на гауптвахту!
Однажды Балакирев, что было на него не похоже, молчал целый день. Какой-то придворный, хлопнув его по плечу, спросил:
— Что-то ты, Балакирев, нынче не шутишь?
— Э, братец, мои шутки до того довели, что мне и вовсе верить перестали. Кому ни скажу про тебя, например, что ты умный человек, все в один голос говорят: «Ты, Балакирев, шутишь».