— Совсем наоборот, — ответил Россини, — я называю их друзьями как раз за то, что они никогда не берут у меня денег взаймы!
После смерти Мейербера его племянник обратился с просьбой к Россини выслушать сочиненный им траурный марш памяти покойного композитора.
— Ну как? — нетерпеливо спросил автор марша, едва окончив исполнение.
— Что вам сказать? — ответил Россини. — Думаю, что ваш дядюшка в вашу честь сочинил бы гораздо лучший траурный марш.
Во Французской академии слушалась лекция о литературе.
— Упадок французского языка начался с 1789 года, — говорил аудитории пожилой ученый.
Присутствующий в зале Виктор Гюго встал и с полной серьезностью спросил:
— Будьте добры, не могли бы вы сказать, в каком часу это произошло?
Известный художник Сэмуел Морзе (тот самый, что изобрел телеграфную азбуку) как-то показал своему приятелю-врачу только что написанную им картину «Человек в предсмертной агонии».
— Ну как? — спросил Морзе.
— По-моему, малярия, — ответил эскулап.
Генрих Гейне говорил о своем дяде-банкире:
— Моя мать любила художественную литературу, и я стал поэтом. А мать моего дяди зачитывалась «Приключениями разбойника Картуша», и мой дядя стал банкиром.
Беседуя с Генрихом Гейне, некая поклонница воскликнула:
— Я отдаю вам мои мысли, душу и сердце!
— Охотно принимаю, — с улыбкой ответил поэт. — От маленьких подарков стыдно отказываться.
Жена одного миллионера упросила художника Брюллова написать ее портрет. Когда портрет был готов, заказчица стала капризничать:
— Уж я не знаю, право, но мне что-то не нравится… Краски вы, что ли, нехорошие покупаете!
— Уж если речь зашла о красках, — сердито сказал Брюллов, — то портрет должен быть очень похожим… Потому что я их покупаю в том самом магазине, где вы покупаете ваши румяна!
Некий аристократ, чрезвычайно гордившийся древностью и чистотой своего рода, с усмешкой сказал французскому романисту Александру Дюма-отцу:
— Если я не ошибаюсь, ваш род не отличается чистотой крови? Ваш отец генерал Дюма был мулатом?
— Совершенно верно.
— А ваш дед?
— Тот был, разумеется, негром.
— Ну, а родоначальник вашей семьи?
— Он был обезьяной. Мой род начинается там, где ваш окончил свое развитие.
Однажды к Дюма-отцу явился один писатель и пригрозил, что лишит жизни себя и троих детей, если Дюма не даст ему сейчас же взаймы 300 франков.
Дюма ответил, что, к сожалению, у него есть всего лишь 200 франков.
— Нет, мне необходимо триста! — настаивал проситель.
— В таком случае, — сказал Дюма, — я предложу вам следующее: себя вы лишите жизни, а дети пусть останутся в живых.
Известный в свое время врач Жистель из Марселя дал однажды обед. Среди многочисленных высокопочтенных гостей был и писатель Александр Дюма-сын.
Во время перерыва хозяин дома подошел к писателю с альбомом в руках и сказал:
— Любезный друг, вы так быстро и прекрасно сочиняете; сделайте мне честь, написав несколько строчек в моем альбоме.
— С удовольствием, — ответил писатель и, взяв карандаш, написал: «С того дня, как резко возросло число пациентов моего приятеля, врача Жистеля, пришлось закрыть в городе одну больницу…»
— Отлично! Прекрасно! — восхищенно крикнул Жистель.
Дюма-сын хладнокровно продолжал писать:
«… но пришлось открыть два новых кладбища».
Когда однажды Александр Дюма-отец вернулся с праздничного обеда домой, его сын спросил:
— Ну как, было весело, интересно?
— Очень, — ответил Дюма, — но не будь там меня, я бы умер от скуки.
Однажды ночью в комнату великого французского писателя Оноре Бальзака ворвался грабитель. Проснувшийся от шороха писатель заметил, как вор торопливо шарил в его конторке.
— Послушайте, сударь, — воскликнул Бальзак приветливо и ничуть не смущаясь, — хотел бы я узнать, что вы ищите в моей конторке впотьмах, когда я днем при свете не могу там найти ни гроша!
Однажды в Вене к великому французскому композитору Гектору Берлиозу подбежал маленький живой человечек:
— Господин Берлиоз, я страстный поклонник вашего грандиозного таланта… Прошу позволения прикоснуться к руке, написавшей «Ромео и Юлию»! — С этими словами он вцепился в рукав композитора и блаженно застыл.
— Сударь, — осторожно тронул его за плечо Берлиоз, — держитесь лучше за другой рукав: я имею обыкновение писать правой рукой.
Бетховен в Дрездене слушал довольно посредственную оперу Паэра «Леонора». Когда после спектакля Паэр спросил, что думает Бетховен о его произведении, тот ответил:
— Ваша опера настолько мне понравилась, что я, наверно, напишу к ней музыку.
И Бетховен сдержал свое слово: написал на тот же сюжет оперу «Фиделио».
Однажды на лекцию астронома Алексея Николаевича Савича явился какой-то студент из титулованных бездельников. Он был в костюме для верховой езды и держал в руках хлыст.
— Я выражаю вам свою глубокую благодарность, — вдруг обратился к нему с кафедры профессор.
— За что? — опешил студент.
— За то, что вы не въехали сюда на коне.