Новое же племя ничего не хотело слушать. Их интересовала только подпись и протокол. Полностью деструктивное поведение с налетом махрового садизма. Эрих Фромм писал: «Лозунг „Порядок и закон“ (вместо „жизнь и система“) призыв к применению более строгих мер наказания за преступления, равно как и одержимость некоторых „революционеров“ жаждой власти и разрушения – это ничто иное, как дополнительные примеры растущей тяги к некрофилии в современном мире». Если вникнуть в написанное, можно понять образ действий лиц, с кем пришлось столкнуться, без дополнительных пояснений. Что ж, резюмируя, хочу сказать следующее: «Ознакомившись с доступными мне (благодаря жене) материалами дела, я не нашел никаких объективных доказательств, несмотря на все ухищрения следствия, уличающих меня в совершении преступлений. Всё обвинение было построено на субъективных показаниях обвиняемых и некоторых потерпевших». Стоит, наверное, сказать, что те потерпевшие, которые «опознавали» меня в ходе следствия, в первичных показаниях описывали внешность преступника и это описание не соответствовало моей внешности. Их показания поменялись после проведенных «опознаний», что само по себе является незаконным. Я понимаю, что потерпевший жаждет наказания преступника. Но никогда не смогу понять и принять, когда, попадая под влияние оперов и следователей, потерпевший тычет пальцем в человека, во-первых, невиновного, во-вторых, несоответствующего описанию, которое он же давал ранее. Однако это их выбор, за который предстоит ответить, если не в этой жизни, то перед Создателем.
Как известно, признаки, характеризующие внешность человека, подразделяются на групповые и индивидуализирующие. Определяющее значение при идентификации личности человека имеют именно индивидуализирующие признаки, которые и отличают конкретного человека от всех остальных. «Уверенное опознание», как об этом заявляют судебные инстанции, должно свидетельствовать о наличии четкого образного следа в памяти опрашиваемого лица. В протоколах первичных допросов потерпевших имеется описание преступника, что свидетельствует о том, что зрительные и фоновые образы были восприняты и запечатлены в их памяти. При этом повторюсь, данное ими описание не соответствовало моей внешности. Не назывались и отличительные приметы – шрамы на лице, руках.
Согласно закону, перед опознанием следователь обязан опросить опознающее лицо и подробно выяснить все вопросы о внешности преступника. Однако следователи этого не сделали. Да и зачем, если проще убедить потерпевших (есть масса психологических приемов) в том, что преступник пойман, а они сделают очень большое и благородное дело, если укажут на него. При этом, чтобы не вышло ошибки, еще и покажут опознаваемого на фото до процедуры опознания. А могут и мимо в наручниках провести или показать в СИЗО.
В частности, один из потерпевших признался в суде, что с ним и его женой имело место подобное непроцессуальное общение. В ходе «опознаний» потерпевшие называли признаки, которые носят групповой характер и присущи большому кругу лиц, малочисленны и не образуют какой-либо совокупности признаков (опознаю по губам, глазам, носу и т.п.). Более того, на уточняющие вопросы ни один из потерпевших не смог ответить. И это несмотря на то, что я находился перед ними и, видя шрамы, они не могли их назвать признаками, относящимися к преступнику. Из чего следует, что в их памяти запечатлелось иное лицо, а значит, на уровне протекания психических процессов у них происходил сбой. Такая практически непроверяемая субъективная «уверенность» потерпевших при «опознании» неизвестного лица без опоры на какие-либо индивидуальные особенности внешности, манере поведения, речи, голоса, не соответствуют законам протекания психических процессов памяти и восприятия.
Безусловно, судебные инстанции не могут не знать этих обстоятельств, но предпочли закрыть и на это глаза. И это при том, что в суде потерпевшие были уличены во лжи, причем неоднократно, что признавал судья, не соглашаясь с замечаниями прокурора. Необходимо отметить и то, что следствие, предвкушая, что добыли «убойное» доказательство моей вины в заказных убийствах, назначили и провели биллинговую экспертизу, которая вопреки их желанию показала мое отсутствие в местах совершения убийств Мендельсона, Конева, Чехова. Несмотря на то, что свидетели подтвердили на следствии факты телефонных разговоров именно со мной, в инкриминируемое время, мне было предъявлено обвинение в исполнении этих убийств. Суд первой инстанции отказался вызывать этих свидетелей и отказался от оценки биллинговой экспертизы в судебном заседании. А кассационная инстанция не усмотрела в этом нарушений.