Отборная попаданка архидемона 2

Молчать можно так, что это кажется теснейшим общением. В кафетерии студии, попивая вполне приятный латте с любимым сиропом Леонхашарта, мы молчим, ожидая завершения чужих романтических ужинов с неромантическими вопросами и интервью с остальными участницами шоу, но такое чувство, словно ведем какой-то диалог, прислушиваясь, присматриваясь друг к другу.

В пестрое помещение с мерцающим потолком постоянно кто-нибудь заходит и выходит, многие столики — они тут маленькие, так что коленями почти соприкасаешься с собеседником — забиты под завязку, но в радиусе трех метров вокруг нас места не занимает никто. Только режиссер с переносной камерой на треноге не теряет надежды заснять что-нибудь этакое.

— Трудно, наверное, так жить, — тихо замечаю я, поглаживая скатерть. — Когда все от тебя шарахаются и держатся на расстоянии.

— От меня не все шарахаются. К тому же я больше общаюсь с теми, кто и пободаться со мной может.

Невольно улыбаюсь: крылатая фраза на Земле здесь обретает совсем иной смысл.

— Кстати, — постукиваю себя по голове. — как вам, демонам, девушки без рогов? Не кажется, что чего-то не хватает? У вас же статус их размером измеряется, а тут совсем ничего нет. Может, на ваш взгляд это примерно то же самое, что для нас лысина?

У Леонхашарта дергается уголок губ. У меня же фантазия рвется вперед, не зная преград:

— Вы ведь с ними что-нибудь делаете при ухаживаниях? Поглаживаете, например, в каких-то сексуальных играх используете. — перечисляю я под нервное покашливание режиссера. — Держитесь за них в интересные моменты. Зачем же вам подсовывают невест без рогов? Или для победительниц запланирована косметическая операция по наращиванию рожек?

— Рога украшают девушек, бесспорно, но если их нет у домохозяйки — ничего страшного, за нее всегда заступается ее мужчина.

У него какая-то особая интонация, когда он говорит о подобных вещах или я от него слишком млею, и мне мерещится что-то такое мягко-покровительственно-чарующее в теплом голосе?

— А если победительница шоу решит работать?

— Зависит от обстоятельств, от того, как она себя поставит, — уклончиво отзывается Леонхашарт.

— Вы что-то не договариваете, архисоветник, — щурюсь я.

Помедлив, щелкнув по высокой чашке с кофе, Леонхашарт признается:

— На высоких должностях безрогих нет. Если невеста выберет работу попроще — ничего страшного. Если в управлении… что ж, у нее будут рога супруга. — Он мягко мне улыбается, явно намекая на то, что его рога к моим услугам.

А потом улыбается еще шире, и я не понимаю, почему его взгляд такой игриво-довольный. А потом мою ногу что-то задевает. Теплое. Его нога? Стоит усилий не наклониться, чтобы посмотреть, что там. Но у меня одна рука под столом, я протягиваю ее чуть дальше и натыкаюсь на теплую немного пупырчатую кожу.

Саламандра.

А я ведь ее в ванной комнате заперла, чтобы она за мной не пошла.

Леонхашарт улыбается еще шире, и к лицу у него слегка приливает кровь, а какой у него томный взгляд… словно я его интимно трогаю. Что там Саламандра творит под столом? За что она его там хватает? И не языком ли?

Нащупав ее хвост, притягиваю ее к себе, перехватываю передние, кажется, лапы и прижимаю к своим ногам. Леонхашарт смотрит влюбленно-влюбленно. Вот ящерица магическая, вроде умная, но неужели не соображает, что она подставляется, что ее заметить могут?

Свалилось чудовище на мою голову! Нащупываю ее морду — язык высунут и тянется куда-то к Леонхашарту. Признаюсь, у меня возникают самые пошлые мысли. Нет, правда, что Саламандра там у него трогает?

У Леонхашарта дергаются брови, взгляд из томного становится задумчиво-настороженным. Я тяну Саламандру за язык, Леонхашарт, покосившись на камеру, убирает руку со стола и лезет ею под скатерть.

Я сую вторую руку под стол и начинаю, как канат, притягивать язык дергающейся Саламандры. Караул, кажется, нас сейчас застукают! Запихнув ее липкий, похожий на лизун язык, в пасть, зажимаю рот обеими руками.

— Спасибо за чудесное времяпрепровождение, — немного натянуто благодарю я. — Наверное, мне надо возвращаться к автобусу.

— Я провожу. — задумчиво отзывается Леонхашарт, и так смотрит на меня, так смотрит… с таким вопросом во взгляде, кажется, он кричит глазами: что это было?

А я думаю, как мне держать вымахавшую Саламандру так, чтобы ее никто не заметил? Ведь при движении ее маскировка слегка заметна. Или оставить ее здесь, пусть сама выбирается?

Вздохнув, высвобождаю руку из-под стола, прижимаю к груди:

— Правда спасибо, я так рада этой встрече, рада, что смогла пройти испытание…

У Леонхашарта шире распахиваются глаза, а я в порыве «воодушевления» взмахиваю рукой, и чашка с моим недопитым латте летит в сторону режиссера. Тот отскакивает, сворачивая камеру, Леонхашарт, да и все, отвлекаются на него и звенящую по полу чашку, а я поднимаюсь и, бросив мерцающую Саламандру на сидение, задвигаю стул под стол. Там ее не видно.

— Извините за беспорядок, — улыбаюсь поднявшемуся Леонхашарту. — Архисоветник, проводите меня, пожалуйста, до автобуса.

Ну же, давай уйдем, дадим Саламандре возможность улизнуть незаметно.