Отчуждение

Но чем дольше он всматривался в безмятежное лицо лежащей под ним девушки – в пухлые бантиком губы, эротично открывавшиеся перед каждым издаваемым страстным стоном, в раскрасневшиеся щеки, налитые истомным румянцем, в глаза, прикрытые от накатывающей волны наслаждения, – тем сильнее он ненавидел ее. Он ненавидел ее за ослепительную красоту и за свое врожденное уродство… За прекрасно сложенное тело и нежную бархатную кожу. За стоящие холмиком упругие груди и длинные стройные ноги… За горячую влажную плоть… И за то, что она сексуальная и желанная женщина. Но больше всего он ненавидел ее за свою собственную ущербность. Она наслаждалась сексом. Испытывала удовольствие. А он, кроме дискомфорта, не чувствовал ничего. Разве только глубокую вину за свою неполноценность. Своим бьющимся в экстазе телом она словно издевалась над ним, демонстрируя свое совершенство и его несостоятельность как мужчины.

– Стерва! Какая же ты стерва! – разъяренно прошептал Джек, не сводя озлобленного взгляда с блаженного лица девушки. Никто не имеет права насмехаться над ним. Ни одной женщине он не позволит считать себя ничтожеством. Он выше их. Потому что он мужчина – господин, а женщина всего лишь дополнение… Его тень. И не больше… Просто услужливая безликая рабыня, обязанная безоговорочно подчиняться воле своего господина, та, которую он может в любой момент жестоко наказать, если она выйдет из повиновения.

Внезапно в Томе-Джеке проснулось кровожадное стремление проучить сестру за дерзость. Страстное желание в кровь исполосовать ее миловидное личико, вместе с губами вырезая эту мерзкую довольную улыбочку. А дальше посмотреть, будет ли ей так же весело…

– Я убью тебя! Убью! Убью, гадина! – свирепо повторял он, одержимо напрягая низ живота, мысленно заставляя фаллос обрести мужскую силу. Но за каждым позывом его ожидала очередная крупная неудача. Детородный орган по-прежнему оставался безучастным, упрямо сохраняя полувялое состояние. И, наверное, уже никакая сила в мире не способна была заставить его подняться. Какой позор… Какое бесчестье! Он не мог заниматься сексом с женщиной! И не то чтобы сам не хотел этого, а именно был неспособен по причине своего бессилия. Словно он импотент какой-то…

Страшная догадка подобно удару молнии поразила его в самое сердце. Джек смертельно побледнел, невольно привставая на руках. Но девушка не отпустила его, страстно повиснув на шее. В глазах мужчины промелькнул испуг, он на секунду представил себя немощным стариком… И тут же горячо возразил:

– Нет! Это не так! Я мужчина! – и подозрительно поинтересовался: – Ты же не считаешь, что я ни на что не способен!

Но как он ни храбрился, в его голосе послышались отчаянные нотки сомнения. Он напрягся, нервозно ожидая немедленного клятвенно заверенного опровержения. Но прошла минута, а он так и не дождался ответа. Грейс, словно насмехаясь над ним, хранила двусмысленное молчание.

– Значит, так! – Джек побагровел от бешенства. – Ты не желаешь со мной разговаривать?! – Его глаза налились кровью. – Значит, ты считаешь, что я для тебя не слишком хорош?! Ничтожество!

– Да! Да! – страстно прошептала Грейс, энергично двигая тазом и стараясь как можно глубже насесть на полутвердый мужской орган. – Еще! Еще! Еще!

– Что ты сказала, тварь?! – прохрипел он, окончательно теряя рассудок. – Да я тебя сейчас…

Багровые волны сметающим ураганом накатили на сознание, сбрасывая Джека в пучину неуправляемой ярости. И ему пришло видение… Рука, судорожно сжимающая скальпель, резко опустилась вниз. Лезвие как по маслу вошло в податливую плоть. Размашистый удар в сердце, и последовавший за ним булькающий шлепок. Грейс сдавленно захрипела. Надсадные хрипы показались ему чарующей мелодией. Ведь так умеет виртуозно петь лишь смерть. Кровавые всполохи разрывали голову на части и, сжимая тисками виски, вызывали боль. Боль… Адскую, разрывающую душу боль. Словно под кожу разом воткнули тысячи маленьких острых иголок и начали одну за другой медленно вводить глубоко внутрь, добираясь до костей. В ушах стоял оглушительный шум.

Тук… Тук… Тук…

Он крепко зажал ладонями уши, пытаясь избавиться от пронзительного звука. Но стук, словно минуя руки, упрямо звучал в его голове, набирая силу.

Тук… Тук…Тук…

Звук живет своей собственной жизнью. И от него нельзя укрыться.

Тук… Тук…Тук…

Его мощь невероятна. Восприятие рухнуло, как карточный домик, погребая под руинами сознание.

Он словно растворился в накатывающем монотонном звуке.

Тук… Тук… Тук…

Громоподобный раскат закружил тело в сумасшедшей пляске болевого вихря.

Тук…Тук…Тук…

Сокрушительные удары исходили словно из ниоткуда, зарождаясь где-то в глубине болезненно сжавшегося в комок подсознания.

Тук…Тук…Тук…

Рокот, сливаясь в единый ревущий поток, стремился наверх, к мнимой свободе. Но, не обнаруживая выхода, возмущенно вопил от ярости и, отражаясь от глазных белков, десятикратной болью возвращался назад.

Тук…Тук…Тук…

Кровь бурлила и плавилась в венах, напоминая собой то обжигающую лаву, то жидкий лед.

Джека трясло, как в лихорадке.

Тук…Тук…Тук…

Звук нарастал. И стал невыносимым.