Отдаленные последствия. Том 2

С этими словами Николай Остапович включил свой планшет и показал Матвею скрин-шот. Тот сразу сообразил, о ком идет речь, едва услышал редкое имя и увидел знакомую фотографию, где звезда косплея красовалась в образе Соми-тян, популярной героини аниме. Ядовито-розовые волосы, огромные бирюзовые глаза. Ну да, было такое, попросился к ней в друзья, потому что в то время встречался с девушкой, которая фанатела от всего этого, и Матвею хотелось быть хоть немножко в курсе, чтобы, как минимум, понимать, о чем ему с таким восторгом рассказывает его новая подружка. Он добросовестно читал посты, изучал новости сообщества, даже лайки ставил, но ничего не комментировал, ибо сказать по существу вопроса ему было нечего. Все это казалось ему дикой дурью. С той девушкой он расстался через пару месяцев, а о Снежане с розовыми волосами и думать забыл. Поскольку Снежана была в соцсетях весьма активной, Матвей, заходя на Фейсбук, каждый день видел ее посты и яркие фотографии, которые через три дня после расставания с подружкой начали ужасно раздражать, и он воспользовался опцией «Не показывать новости». Ему даже в голову не пришло удалить ее из списка друзей. Нынешняя подружка Матвея ничем таким не интересовалась, и все эти аниме и косплеи давно выветрились из его памяти.

– А, Снежана… Ну да, знаю такую, – ответил он.

– Хорошо, так и запишем, – удовлетворенно кивнул Николай Остапович, резво набирая текст протокола на компьютере. – «С женой Фадеева В. А. Снежаной знаком с две тысячи девятнадцатого года».

Одним словом, и допрос, и сам следователь оставили ощущение бреда и дурного сна.

– Завтра поедем в суд за арестом, – сказал на прощание Николай Остапович. – Будет защитник, дежурный от адвокатуры, это бесплатно, за счет государства. Если хотите пригласить своего адвоката – советую поторопиться, время до утра, потом будет поздно.

Голос его звучал спокойно и равнодушно, в нем не было ни злорадства, ни угрозы, ничего. Пустой механический звук.

– Ну как? – спросил сокамерник у Матвея, когда тот вернулся после допроса.

– Ничего не понял, если честно.

– А кто следак? Как фамилия?

– Барибан.

– Не слыхал, – покачал головой товарищ по несчастью. – Молодой, старый?

– Старый.

– Борзый?

– Не знаю. А как определить?

Сокамерник усмехнулся.

– Это да, без опыта влет не скажешь. Как обращался к тебе? На «ты» или на «вы»?

– На «вы». Вежливый такой, спокойный.

– Значит, старая школа. Это хорошо.

– Почему? – не понял Матвей.

Что еще за «старая школа» и чем она отличается от новой?

– Раньше, давно еще, при совке, все следаки были или борзые, или интеллигенты, их называли «честными». Были «честные менты» и «честные следаки». Я-то сам не застал, мне дядька, брат матери, рассказывал, у него четыре ходки, он всяких следаков навидался. А сейчас, в наше время, все борзые. Нормальных, «честных», почти не осталось. Вот потому я и говорю, что тебе повезло.

Матвей немного успокоился. Может, он действительно ничего не понимает, а следователь Николай Остапович как раз делает, как надо, чтобы Очеретина отпустили. «Меня ведь тоже бесит, когда я на выезде работаю с софтом клиента, а этот клиент стоит за спиной и лезет с советами и комментариями, рассказывает мне, что и как надо сделать. Я прямо убить готов в такие моменты. А вдруг завтрашний адвокат придет и все испортит? Или следователь ему заранее объяснит, мол, так и так? Черт, я даже не знаю, может ли так быть, чтобы следователь с адвокатом договаривался. Я в этой кухне полный профан. Не разбираешься – не лезь, сиди и молчи в тряпочку».

До середины ночи Матвея одолевала злость, сна не было, но ближе к утру его озарила гениальная мысль: пусть все идет, как идет, а он посмотрит, как эта долбаная правоохранительная система на самом деле устроена, как она функционирует. Он проведет, так сказать, полевые испытания. И Карга Валентиновна, и ребята знали об этом только понаслышке, никто из них не был по-настоящему «по ту сторону барьера». Ну, разве что Илья, он в погонах… Но и то вряд ли, он психолог, ученая крыса, в камере наверняка ни разу не бывал. А для работы, которую начала Карга и теперь продолжают ее ученики, такие знания совсем не помешают, ведь изучают теперь жизни не только пострадавших, но и виновных, которые проходят через изоляторы, тюрьмы, колонии, через допросы у следователей и суды, одним словом, через такое, что не может не изменить чувства и мысли и самих преступников, и их близких. И тогда Матвей Очеретин сможет внести гораздо более весомый вклад в общее дело, которое с недавних пор стало казаться таким важным и нужным. «Целый город страдания»… Если можно помочь хоть на миллиметр сдвинуть эту каменную глыбу холодного равнодушия к чужой боли, то несколько дней за решеткой – не самая высокая цена за такое достижение. Даже и месяц, и несколько месяцев. Оно того стоит.

Подняли в пять утра.

– Очеретин, на выход с вещами!

Сокамерник, тот, который сочувствующий, приподнял голову.

– Уже? Значит, с конвойным полком поедешь. Это хреново. Лучше, когда опера сами везут.

– А в чем разница?