Читаем Отелло. Уклонение луны. Версия Шекспира полностью

Бог шельму метит. То же самое делает и Шекспир. Лживая, скользкая натура Кассио то и дело проявляет себя, проглядывая сквозь поддельные достоинства.

А вот и наглядный пример той самой притворной человечности Кассио, которую подметил Яго, - в сцене прибытия на Кипр. Посмотрите, как усердно, с каким показушно печальным видом и, главное, у всех на виду - чтобы каждый видел и слышал! - демонстрирует Кассио свою фальшивую тревогу насчет Отелло:

3-й офицер. Кассио, хотя он и говорит с облегчением о гибели турок, смотрит печально и молится о спасении мавра. Ибо мрачная и свирепая буря разлучила их.

Надо же. А ведь молитва - это прежде всего уединение и тишина, это личный, интимный разговор с господом. Однако вы только послушайте, как громко, как эффектно, с какими красноречивым плутовством и опять-таки у всех на виду он молится о здоровье Отелло, чтобы ни у кого не осталось сомнений в искренности и честности Кассио:

"Великий Юпитер, охрани Отелло, наполни паруса его твоим мощным дыханием, чтобы он смог осчастливить эту бухту своим гордым кораблем, дышать порывистым дыханием любви в объятиях Дездемоны, оживить наш упавший дух новым пылом и принести успокоение всему Кипру!"

Слышите, какой тошнотворной приторностью и пошлостью за версту несет от его молитвы, которую уж он старается чтобы слышали все?

А теперь сравните, как переживает по этому же поводу Дездемона. Как тихо

она это делает - без показухи и публичных молитв. Как никто не слышит ее тревоги, не видит ее взволнованности. Почему? Потому что - искренно. Потому что и впрямь переживает, а не делает вид.

Вот она то болтает с Эмилией, то выслушивает скабрезности от Яго, то защищает Эмилию от его нападок, то остроумно парирует выпады в свой адрес... и вдруг на пару секунд прерывает беседу неброским вопрос: "Кто-нибудь пошел в гавань?"

Какая огромная разница!

Простота, тишина и естественность - у Дездемоны.

Показуха с красноречием молитв - у Кассио.

Зачем же он так себя ведет? Зачем он так усиленно демонстрирует всем свою заботу об Отелло? Да как же. А чтобы потом - когда он интригами своей родни тихой сапой скинет Отелло с поста губернатора - никто не смог бы упрекнуть его в подлости.

Нет, нисколько он об Отелло не переживает. Слишком уж старается переживать, вот и переигрывает. Вот если бы еще корабль Отелло погубила буря... то это для Кассио было бы и совсем хорошо.

Хлопот меньше.

Глава 19. Доктор Яго

На Кипр все три корабля Отелло прибыли в субботу. Это можно вычислить из фразы Дездемоны, когда она на следующий день после пьяного скандала, учиненного Кассио, уговаривает мужа простить его как можно быстрей: "...завтра вечером или во вторник утром, во вторник в полдень или вечером, в среду утром, - прошу тебя назначить время. Но пусть оно не превысит трех дней".

Скандал произошел вечером в день прибытия. Простить Кассио Дездемона просит мужа утром следующего дня. Таким образом, если она просит простить его завтра вечером или во вторник

утром, значит завтра - это в понедельник, и стало быть, просит она об этом в воскресенье. А пьяный скандал произошел вчера - т.е. в субботу.

Кстати, вот почему (из-за данного ею Кассио слова уладить ссору в три дня!) именно этот срок - три дня - всплывет чуть позже, когда разъяренный Отелло потребует убить Кассио: "Пусть в течение этих трех дней я услышу, как ты скажешь мне, что Кассио нет в живых".

Но увы.

Никаких трех дней у Дездемоны уже не будет. Ей остается жить чуть больше двенадцати часов. Трагедия произойдет в ночь с воскресенья на понедельник.

*

Хуже всего то, что все происходит слишком стремительно. Яго буквально атакует Отелло, не давая времени прийти в себя и спокойно все обдумать и сопоставить. Атаки следуют одна за одной - с утра и до вечера.

И, возможно, у Отелло все-таки хватило бы душевной мощи и здравомыслия противостоять этому напору - не просто же так он говорит в самом начале, что если Дездемона и впрямь ошиблась в своем выборе, то он отпустит ее, освободит от брачных обязательств.

Но тут вмешалось событие, противостоять которому без посторонней и, главное, медицинской помощи Отелло уже был не в силах...

*

Уверенность некоторых исследователей в том, что с Отелло случился простой обморок, основана все на том же тотальном и крайне поверхностном недоверии к словам Яго, который вошедшему Кассио так объяснил состояние мавра:

"С моим господином припадок падучей. Это уже второй. Вчера у него тоже был припадок".

Перейти на страницу:

Похожие книги

Русская критика
Русская критика

«Герои» книги известного арт-критика Капитолины Кокшеневой — это Вадим Кожинов, Валентин Распутин и Татьяна Доронина, Александр Проханов и Виктор Ерофеев, Владимир Маканин и Виктор Астафьев, Павел Крусанов, Татьяна Толстая и Владимир Сорокин, Александр Потемкин и Виктор Николаев, Петр Краснов, Олег Павлов и Вера Галактионова, а также многие другие писатели, критики и деятели культуры.Своими союзниками и сомысленниками автор считает современного русского философа Н.П. Ильина, исследователя культуры Н.И. Калягина, выдающихся русских мыслителей и публицистов прежних времен — Н.Н. Страхова, Н.Г. Дебольского, П.Е. Астафьева, М.О. Меньшикова. Перед вами — актуальная книга, обращенная к мыслящим русским людям, для которых важно уяснить вопросы творческой свободы и ее пределов, тенденции современной культуры.

Капитолина Антоновна Кокшенёва , Капитолина Кокшенева

Критика / Документальное
Что такое литература?
Что такое литература?

«Критики — это в большинстве случаев неудачники, которые однажды, подойдя к порогу отчаяния, нашли себе скромное тихое местечко кладбищенских сторожей. Один Бог ведает, так ли уж покойно на кладбищах, но в книгохранилищах ничуть не веселее. Кругом сплошь мертвецы: в жизни они только и делали, что писали, грехи всякого живущего с них давно смыты, да и жизни их известны по книгам, написанным о них другими мертвецами... Смущающие возмутители тишины исчезли, от них сохранились лишь гробики, расставленные по полкам вдоль стен, словно урны в колумбарии. Сам критик живет скверно, жена не воздает ему должного, сыновья неблагодарны, на исходе месяца сводить концы с концами трудно. Но у него всегда есть возможность удалиться в библиотеку, взять с полки и открыть книгу, источающую легкую затхлость погреба».[…]Очевидный парадокс самочувствия Сартра-критика, неприязненно развенчивавшего вроде бы то самое дело, к которому он постоянно возвращался и где всегда ощущал себя в собственной естественной стихии, прояснить несложно. Достаточно иметь в виду, что почти все выступления Сартра на этом поприще были откровенным вызовом преобладающим веяниям, самому укладу французской критики нашего столетия и ее почтенным блюстителям. Безупречно владея самыми изощренными тонкостями из накопленной ими культуры проникновения в словесную ткань, он вместе с тем смолоду еще очень многое умел сверх того. И вдобавок дерзко посягал на устои этой культуры, настаивал на ее обновлении сверху донизу.Самарий Великовский. «Сартр — литературный критик»

Жан-Поль Сартр

Критика / Документальное