Отец Иоанн Кронштадтский

Поступил я в Петербургскую академию. Здесь уже Кронштадт был рядом, под боком. И опять странность: никто почти не ездил к нему, за исключением отдельных студентов или небольших групп их. Не интересовались и профессора. Изредка когда-нибудь услышишь маленькое сообщение из прошлого, как он посещал когда-то свою академию, в которой учился полстолетия назад. Но и тогда не рассказывалось ничего особенного, захватывающего; потому и не зажигалось у нас желание зреть этого всемирно известного пастыря. Да и то нужно сказать, что время наше было уже прохладным – в духовном смысле. Неверующих в нашем курсе я не знал: один лишь сибиряк считался у нас «неверующим»; но и он не смел никогда говорить об этом явно. А если бы и заговорил, то встретил бы от всей массы нашего курса пренебрежение и общее отталкивание от него. Но, с другой стороны, не было и горения религиозного; вероятнее всего– этим объяснялось и наше равнодушие к о.Иоанну.

И я не в первый, а уже во второй год своего студенчества собрался с друзьями-товарищами на богомолье к о.Иоанну.

Был холодный ноябрь, но бесснежный. 25 числа, в день отдания праздника Введения, мы выехали в Кронштадт. Направились там прямо в Дом тудолюбия, созданный о.Иоанном, – о коем мы слышали или читали. Там нас, как студентов академии, приняли с вниманием. Утром нужно было вставать рано, чтобы в 4 часа уже быть в храме. Нас провели в алтарь собора. Андреевский собор вмещал, вероятно, около 5 000 человек. И он уже был полон. В алтаре, кроме нас, было еще несколько человек духовных и несколько светских лиц.

Утреню начал один из помощников о.Иоанна. А скоро, через узкую правую боковую дверь алтаря вошел и Батюшка в меховой шубе – дар почитателей. Отдавши ее на руки одному из сторожей (их было много в соборе, как увидим), он ни на кого не глядя, ни с кем не здороваясь, быстро и решительно подошел к престолу и также быстро пал на колени перед ним. Не помню: перекрестился ли на этот раз? После я заметил, что он не раз падал ниц, не крестясь – очевидно, так требовала его пламенная душа. Иногда, вместо креста, всплескивал руками; а иногда и крестился. Ясно, что для него форма не имела связывающего значения, – как и должно быть у людей, горящих духом: «Не человек для субботы, а суббота для человека», – говорил Господь. Конечно, это право принадлежит не нам, рядовым и слабым людям, а окрепшим в благодати Божией; поэтому никому нельзя искусственно подражать таким великанам...

После этого Батюшка обратился уже к присутствующим в алтаре; и со всеми нами весьма ласково поздоровался, преподав мирянам благословение.

Потом быстро оторвался от нас и энергично пошел к жертвеннику. Там уже лежала целая стопка телеграмм, полученных за день и за ночь со всех концов Руси. Батюшка не мог их сразу и прочитать здесь. Потому он с тою же горячностью упал перед жертвенником, возложил на все эти телеграммы свои святые руки, припав к ним головою, и начал тайно молиться Всевидящему Господу о даровании милостей просителям... Что потом делалось с этими телеграммами, я лично не знаю – вероятно, секретарствующие лица посылали ответы по адресам, согласно общим указаниям, данным Батюшкою. В особых случаях им самим составлялись тексты для телеграмм. Да ведь, собственно, и не в этих ответах было главное дело, а в той пламенной молитве, которая возносилась им пред жертвенником или в других местах, где захватывали его просьбы...

Между тем утреня продолжала идти своим порядком.

После шестопсалмия, во время великой ектеньи, Батюшка в одной епитрахили быстро вышел на правый клирос. На этот раз ему показалось недостаточно света, и он, подозвав одного из церковных служителей, вынул из кармана какую-то денежную бумажку и вслух сказал: «Света мало! Света!»

Очевидно, полутемнота храма не соответствовала его пламенному духу: Бог – есть Бог светов! Бог славы и блаженства! И потому о.Иоанн послал за свечами...

Подошло время чтения канонов. По Уставу полагается читать два очередных канона дня недели, а сверх того, третий канон – в честь святого, память которого совершалась в этот день. Была среда. А праздновалась, как сейчас помню, память преподобного Алипия Столпника. После я осведомился о житии этого подвижника: он стоял на столпе 53 года; а скончался 118 лет.

Из будничной же службы Октоиха полагается читать в среду первый канон Кресту, а второй– Богородице. Потом уже преп. Алипию. В тот же день, 26 ноября, есть особая служба в честь освящения киевского храма св. Георгия Победоносца и полагается праздник св. Иннокентию Иркутскому; но им службы не совершалось.