– Хор… хорошие ж вроде были… Им… импортные… – пожаловался Генка, медленно подбирая одежду и машинально отталкивая от себя все суетящуюся, вытирающую кровь старушку.
– Ага! – крикнула весело разбитная блондинка. – Жди! Губы раскатал! Повесят тебе импортные! – Толпа засмеялась, соглашаясь, а она, захохотав, закончила: – Небось и петух-то топтаный!
Толпа охнула, закачалась, взрываясь хохотом. Генка подобрал шмотье и пополз сквозь толпу на волю. Меха гармони растянулись, и она волоклась по земле.
– Голован! – крикнул кто-то ему в спину. – Подари гармонь! Все равно играть не можешь!
– Да бери… – не оборачиваясь, отпустил вякнувшую гармонь Генка.
– А петуха! Петуха! – заорали сразу несколько охочих до дармовщинки.
– Хрена вам, а не петуха, – негромко ответил Генка. И, глянув на петуха, прибавил: – Хрена им, правда, петь?
– Американец… Американец! – зашептали плотно сидящие нарядные гости за большим, еще почти не порушенным праздничным столом.
Было много набойщиков. Они тянули к Ивану руки для пожатия, улыбались, приятельски подмигивали и одновременно двигались и теснились, определяя американца на место поудобнее и попочетнее.
– Садись, Вань, и не стесняйся, – попросил Красильников, сосредоточенный и серьезный, будто не его сын, а он сам сегодня женился.
– Полотенчик вам, чтоб не обкапаться, – суетливо и ласково проговорила какая-то женщина и положила на колени Ивана вафельное полотенце.
Только теперь Иван увидел, выделил из всех жениха и невесту. Они были похожи друг на друга: бледные от волнения, худые, остроскулые, с тонкими нервными губами и светлыми глазками.
Иван приподнялся и протянул невесте букет:
– Поздравляю.
– Спасибо, – ответила та и смущенно опустила глаза.
Иван протянул жениху ладонь, и тот поднялся, опираясь руками о стол – почти от самого паха у него отсутствовала нога. Прислоненные к стене, за спиной стояли дюралевые костыли.
Напротив сидел крупный и плотный, с залысинами, в импортном костюме-тройке мужчина и буравил Ивана внимательным взглядом. На груди его висели несколько медалей, послевоенных, какими награждали всех офицеров к разным юбилеям. Он решительно поднялся, и медали слабо звякнули.
– Попов Николай Иванович! – представился отставник громко и отчетливо. – Всю сознательную жизнь – по службе Родине, по дальним гарнизонам. После выхода в отставку – по велению сердца на должности тамады. – Он указал рукой на молодых: – Виновники торжества. Невеста у нас – человек известный, герой славы трудовой! Передовик! Депутат райсовета! Фамилия громкая – Зайцева!
Но кто-то весело крикнул:
– Теперь будет Красильникова!
– Теперь Красильникова, – важно согласился майор. – А жених у нас – герой славы ратной! Выполнял интернациональный долг. Имеет боевые ранения и соответственно награды.
За столом притихли, поглядывая то на жениха, то на американца.
– Прошу всех встать! – по-командирски зычно скомандовал тамада.
– А ты сиди, сиди, – зашептали сидящие рядом женщины на пытающегося подняться жениха. – Не вставай, сынок! Свет, да скажи ж ты ему!
Но жених встал, и все остальные, разумеется, встали с рюмками в руках.
– В присутствии нашего уважаемого гостя предлагаю поднять тост… – Тамада выдержал паузу, и стало очень тихо. – За дальнейшее улучшение отношений между СССР и США! За потепление международного климата! Как военный человек, я скажу: трудно все время держать руку на пусковой кнопке… Она ведь может и дрогнуть! И трижды прав Михаил Сергеевич: «От конфронтации к сотрудничеству, от сотрудничества к дружбе»! За дружбу!
– За дружбу! – дружно поддержали тамаду гости.
– За дружбу! – тянули они свои рюмки к рюмке Ивана.
– За дружбу…
– За дружбу!..
– За дружбу.
Чокаясь с одним, другим, третьим, Иван вдруг заметил стоящего в двери Генку. Тот опирался плечом о косяк двери и, держа под мышкой петуха, смотрел на Ивана гипнотизирующе и насмешливо.
– А за любовь?
Генку услышали, но не увидели еще и согласились:
– И за любовь, и за любовь!
Тамада кинул в свою рюмку хлебный мякиш, притворно удивился, будто неожиданно там его обнаружил, и, окинув всех лукавым взглядом, воскликнул:
– Что такое? Непонятно! Что-то мне горько… Горько!
– Горько! Горько! – охотно и дружно стали вторить ему гости.
Жених и невеста незряче взглянули друг на друга и стали целоваться напряженно и неловко. Кто-то стал считать:
– Ра-аз, два… – но остановился – праздник только начинался, поцелуи на счет были впереди… А главное, все наконец заметили Генку.
– Генка!
– Гендоз!
– Ну дает – с петухом!
Генка обвел всех шальным взглядом, подняв свободную руку, прокричал:
– Хвала Аллаху, господу миров!
Генка подошел к молодым, подмигнул жениху.
– «Оторвало, оторвало…» Не оторвало! Светка! – полез он обниматься к невесте. – Ты мне хоть и троюродная, но дороже родной! Только не ругайтесь, главное. Главное – не ругайтесь! А вот подарок! Я за ним на небо слазил!
Молодые растерялись, петух вырвался на волю, отряхнулся и хрипло закукарекал.
Все засмеялись, зашумели.
– На счастье, на счастье! – закричал кто-то убежденно.
Генка вновь взглянул на Ивана и неожиданно подмигнул.