Отец мой шахтер (сборник)

Иван дернул висящий сбоку от двери витой шнур, послушал звонок колокольчика и взглянул на стоящего рядом Шишкина. Тот одобрительно кивнул. В доме никто не отозвался, и Иван толкнул дверь. Она оказалась запертой. Он дернул шнур во второй раз – посильнее и в третий – уже чересчур сильно, потому что шнур оборвался.

– Одну минуточку, Иван Васильевич, – попросил Шишкин и побежал к большим окнам дома, забранным толстыми решетками, пытаясь заглянуть внутрь.

– Что ты, как пацан, ей-богу! – недовольно сказал Новик, снял с пояса ручную бомбу, стукнул ручкой о каблук, положил бомбу под дверь и отбежал.

Шишкин присел, заткнул уши указательными пальцами и устало и привычно стал считать вслух:

– Один, два, три, четыре, пять…

Раздался взрыв.

В большой, пронизанной солнечным светом столовой за длинным столом сидела мисс Фрэнсис Роуз. Она ничем не выдала своего волнения, когда вошли Новик и Шишкин. Она словно не видела их, продолжая собирать маленькой ложечкой размазанную на тарелке овсянку. Новик внимательно рассматривал ее. Она была маленькая, худенькая, рыженькая, и бьющий из окна солнечный свет делал ее почти прозрачной. Иван впервые видел такую девушку и, кажется, робел.

Шишкин сделал шаг вперед, поклонился и громко объявил:

– My master, Russian general Ivan Novikov, is sorry for interrupting your breakfast[14].

Мисс Фрэнсис вскинула головку и, глядя сквозь Шишкина и Ивана, ответила:

– We can go on with it together. My name is Frances Rose.

Она повернулась к слуге и отдала ему негромко распоряжение.

– Приглашает к столу. Ее зовут Фрэнсис Роуз, – перевел Шишкин.

Новик понимающе кивнул и, вытерев ладони сзади о гимнастерку, сел за стол.

– Иван, – назвал он свое имя, почему-то волнуясь.

Слуга принес кашу, тосты и чай с молоком и поставил перед Новиком.

– А ты чего же, Шишкин? – удивился Новик.

– Не надо, Иван Васильевич, я сыт, – отказался Шишкин, стоя сбоку от Новика с выправкой и достоинством хорошего слуги.

Фрэнсис открыла дверь.

– Your bedroom.

– Спальня, – перевел Шишкин.

– Годится, – одобрил Новик большую спальню с широкой кроватью под шелковым пологом.

– Your bathroom.

– Ванная комната.

– Чего? – Новик удивленно смотрел на ванну, умывальники, унитаз и биде.

– Баня, – упростил Шишкин.

– Попариться – хорошо! – обрадовался Новик.

Он намылил голову, сидя в заполненной пеной ванне, прикрыл глаза, откинулся назад и тут же заснул, как ребенок, – мгновенно и сладко.

Большие напольные часы пробили полдень. Шишкин и Фрэнсис прямо и чинно сидели на разных концах огромного гостиного дивана.

– Он спит уже три часа, – неуверенно улыбнувшись, сказала Фрэнсис.

– Он не спал до этого пять ночей, – спокойно объяснил Шишкин.

– Но, может, тогда вы подольете ему горячей воды, он же может простудиться!

– Он не простудится.

– Почему вы так считаете?

– Потому что он не может простудиться.

– Но разве он не такой же человек, как все?

– Он не человек, мисс Фрэнсис, – уверенно и спокойно ответил Шишкин.

Она повернула удивленное лицо.

– А кто же он?

– Он – кентавр.

Фрэнсис опустила голову и покраснела вдруг, но Шишкин не заметил этого.

– Ой! Уй! Замерз! Задубел! – раздались из ванной вопли Новика. – Шишкин! Где тут горячая? Ой!

Теперь на том же диване посредине сидел один Иван. В одной руке он держал большую дымящуюся сигару, в другой сжимал широкий хрустальный стакан, в котором было виски с кубиками льда. Иван улыбался от полноты жизни и время от времени с уважением поглядывал на вертящийся под потолком вентилятор.

Фрэнсис стояла около большой американской радиолы и перебирала пластинки. Шишкин застыл за спиной своего господина.

– Слышь, Шишкин, как бы мне ее попроще называть? – спросил Новик, задрав голову. – А то не запомню никак.

Шишкин задал этот вопрос англичанке.

– Fanny, – ответила она.

– Фанни, – повторил Шишкин.

Иван нахмурился.

– Не, Фанни не пойдет. – Он опрокинул в рот содержимое стакана и громко захрустел льдом.

Англичанка поставила пластинку и опустила иглу. Громко запели трубы, зазвучал марш из «Аиды». И Новик вдруг встрепенулся, вытянулся, напрягся, ноздри его раздулись, как в бою.

– Шишкин! Что это?.. – спросил он отрывисто.

– «Аида», Иван Васильевич, опера Верди, – довольно меланхолично ответил Шишкин.

Но Новик не слышал. Он вскочил и заходил быстрыми кругами по гостиной в необъяснимом волнении. Фрэнсис смотрела на него удивленно и радостно. Шишкин же выглядел привычно спокойным. Марш кончился, зазвучала партия Амнерис, и ее Новик слушать не стал. Он обессиленно плюхнулся на диван, обхватил голову руками и повторял, качаясь:

– Это что ж такое?! Что ж такое! Ох и Аида…

Шишкин выразительно посмотрел на Фрэнсис и пожал плечами.

– Centaur.

– Centaur… – шепотом повторила англичанка.

Ночью Иван проснулся, выскочил из-под полога голый по пояс, в белых подштанниках и, похоже, хотел справить малую нужду, но увидел наборный паркет, китайскую вазу в углу и вспомнил, что спит не в своей стоящей в джунглях палатке. Он усмехнулся и, шлепая босыми ногами, пошел искать сортир.

Открыл первую дверь и увидел ее.