Отец мой шахтер (сборник)

Она стояла под включенным душем, тоненькая, розовая, почти прозрачная. Иван смотрел на нее неотрывно с великим удивлением, смешанным наполовину с жалостью. Вода шумела, и глаза Фрэнсис были закрыты, она не слышала его и не видела.

– Бедная ты моя, бедная, – разговаривал Иван сам с собой, качая головой. – И какая же ты худая… Косточки так и светятся… И что же мы с тобой воюем-то, а? Англичанка ты моя, англичаночка…

Фрэнсис закрутила кран и открыла глаза. Увидела Ивана и ничуть не испугалась. Казалось, она ждала его.

Дивизия Новика расположилась на ночлег вокруг английского дома. Но спали не все, кому-то, разумеется, и не спалось.

– Эх, сейчас наш комдив англичанку… – с хорошей мужской завистью проговорил один, глядя на розовый свет в одном из окон дома, не сказав, впрочем, главного слова.

– Это у них, у англичан, знаешь, как называется? Мне один пленный ихний как-то растолковывал, – решил поделиться знанием второй, которому тоже не спалось.

– Ну? – приготовился слушать первый.

– Секс! – нахмурив брови, выпалил второй.

Первый молчал, пытаясь понять услышанное слово, но, кажется, это ему не удалось. Он мотнул головой.

– Мудрено. У нас проще.

Иван лежал на спине. Англичанка уютно устроилась, свернувшись клубком, на его груди и животе. Иван говорил тихо, успокоенно и немного печально:

– Да мне Шишкин рассказал, что тот – твой жених. Таракан рыжий. Неужто по своей воле за рыжего пойдешь? У нас в деревне за рыжих парней отдавали девок убогих да порченых. Да и трусло он, юбочник твой. Встречусь я с ним в бою и что с ним делать буду, ума не приложу… Эх, Аида, Аида…

Напряженно и трепетно вслушивалась она в его слова и, разумеется, ничего не понимала. Иван замолчал… Она подождала и заговорила – тоненьким дрожащим голоском:

– I had no idea why I came to this country. What is this fiancé for? I don’t love him at all. Why, why all this? But today in the morning when I saw you I realised, no, I felt… I know now. I’ll be with you everywhere and forever, my centaur, everywhere and forever…[15]

Иван вздохнул.

– Вот незадача. Хоть Шишкина зови…

Мало кто знает, что популярная еще недавно на Западе поговорка «Red under bed» («Красные под кроватью») родилась в среде английских колонистов в Индии в двадцатых годах. И уже никто не помнит, что тогда она звучала иначе: «Red in bed» – «Красные в кровати».

Англичанка сладко спала на Ивановом плече, а он лежал с открытыми глазами, не двигаясь, не находя в себе сил ее потревожить.

Дверь спальни приоткрылась, Шишкин всунул голову и, поняв, что можно, вошел, босой, на цыпочках. Мимикой и жестами Шишкин объяснил, что к нему хотят войти четверо. Иван глазами отказал во встрече четверым, но показал указательный палец. Шишкин кивнул, вышел, и следом вошел Иванов начштаба, тоже босой, на цыпочках. Мимикой же и жестами он стал объяснять, что сюда двигаются три полка английской кавалерии, и среди них один – шотландский. (Чтобы изобразить шотландцев, начштаба присел, сделав из гимнастерки юбку.) Иван нахмурил брови и поднял три пальца, не веря, что наступают три полка. На это начштаба сделал круглые глаза и постучал себя кулаком по скулам: мол, тогда набей мне морду, Иван Васильевич. Новик поверил.

Немного покумекав, он стал показывать на пальцах план предстоящего сражения. Следовало выдвигать навстречу англичанке три эскадрона и медленно сближаться. Потом надо было выпускать с флангов по четыре тачанки и расстреливать гадов в упор. В это время два эскадрона заходят с тыла и ждут. А три первых начинают рубить англичанку и гнать ее прямиком на наши пики. Начштаба хватал на лету.

Фанни открыла глаза с первым выстрелом боя. Не обнаружив рядом Новика, она вскочила и голая выбежала из спальни. И вдруг увидела робко стоящего мужчину в нижнем белье и пронзительно завизжала.

– Это я, мисс Фрэнсис, – грустно сказал ее слуга.

Фанни взглянула на него высокомерно-удивленно и спросила:

– Почему вы не одеты, Джон?

– Слуга генерала обыграл меня в карты, – грустно ответил Джон.

Шотландский полк шел посредине, чуть выдвинувшись вперед. Красивые, мощные, в клетчатых шотландках, на рыжих толстозадых лошадях, они слушали играющие волынки, громко переговаривались между собой, смеялись. Сэр Джонс был в первом ряду. Судя по выражению лица, он был настроен очень воинственно. Рядом с ним ехал молодой белокурый человек, похожий на поэта Шелли, и задумчиво-романтически декламировал:

I don’t believe,I don’t believe,I don’t believe my eyes…[16]