Отец солдатам

– Был им пять минут назад, – ответил Левицкий.

– Что ж случилось?

– Екименко вошёл, пришлось прятать.

– Ясно… Спасибо, друзья! Это лучший подарок! Айда обниматься!

Осипов сгрёб нас в охапку, а кого не смог, те сами его обняли, и я почувствовал всю искренность его слов.

После мы приступили к нашей скромной трапезе. Торт, а точнее остатки от него, ели чайными ложками, плов каждому положили в кружку.

– А сколько вам лет, товарищ старшина? – спросил Лосев между стуком приборов по металлу.

– Сколько дадите, – усмехнулся Осипов.

– Сорок, – заголосили бойцы.

– Пятьдесят.

– Сорок пять.

Старшина сухо засмеялся:

– Пятьдесят говорите? Спасибо. Вы ошиблись на двадцать лет.

– Неужто вам семьдесят?! – удивился Белов, и все рассмеялись.

– Мне тридцать, – ответил Осипов, улыбнувшись.

– Как тридцать?! – удивились мы.

– Вот так. Война старит людей, хотя, когда она началась и мне было двадцать я выглядел очень хорошо, и не было этих седин.

Вдруг в коридоре послышались быстрые шаги. Екименко буквально влетел к нам в казарму и уже-было начал:

– Взвод под…

Когда увидел нас полуголыми за импровизированным столом, на котором стояла еда и старшину.

Только хотел лейтенант что-то крикнуть, как из-за его спины показался полковник Воронцов, а за ним вошли Оксанов, Терехов и ещё несколько офицеров из штаба полка и других рот.

– Ну, что, Сергеич, с юбилеем тебя! – улыбнулся полковник и, посмотрев на нас, добавил: – Празднуешь уже?

– Не без этого, товарищ полковник! – ответил Осипов.

– Что же нас не позвал? – засмеялся Терехов. – Мы бы ещё что добавили, а то, смотрю, тортик у вас уже не тот!

Все вокруг рассмеялись, а Осинин невольно покраснел.

– Ну, что товарищи! – воскликнул Воронцов, расправив плечи. – В воздух старшину?

– Так точно! – гаркнули офицеры, и всем составом ринулись к нам, сбивая некоторых с ног, только для того, чтобы схватить Осипова на руки и начать подбрасывать под самый потолок, под общий хохот солдат.

Время, меж тем, неумолимо летело вперёд….

Жестокость обстоятельств

«Дорогие мама и папа!

Я страшно скучаю!

Наступил последний год службы, и сейчас я понимаю, что как никогда близок к финалу.

За это время многое изменилось, да и я тоже. Я уже младший сержант, а Осокин уже стал сержантом.

Мы сплочены, как никогда!

Больше всего мы, конечно, уважаем нашего старшину Ивана Сергеевича Осипова. Мы уже настолько полюбили его, что называем папой. Ну, конечно, папа в значении – командир, отец.

Папа не сердись!

В остальном всё хорошо.

Жду не дождусь возвращения домой!

Можете уже не писать, всё равно скоро увидимся.

Всех обнимаю!

Ваш, В.

01.1952.»

***

Годы шли незаметно. Всё стало привычным, многое делалось, что называется, на автомате.

Пятидесятый и пятьдесят первый годы прошли совсем быстро, я даже не успел понять, как это произошло.

Единственное, что запомнилось – мне присвоили звание младшего сержанта, и мы стали называть старшину папой, но только между собой, хотя он об этом, вероятно, прекрасно знал.

Я очень хорошо помнил с чего это началось. Мы вернулись с ночного выхода, в казарму, уставшие, как кони, и что-то Екименко не понравилось, и он решил сразу произвести разбор.

Из последних сил мы построились, а он всё не унимался, приговаривал:

– Головы выше! Вниз не смотреть! Положение рук! Равнение держать!

Старшина не выдержал и сказал:

– Командир, ребята устали, давай отложим.

– Отставить разговорчики! – резко сказал лейтенант.

– Командир, давай до завтра отложим!

– Не пререкайтесь, товарищ старшина! – резко и с каким-то ехидным оттенком сказал Екименко.

Осипов вышел из строя, подошёл к Екименко почти вплотную и спокойным, но в то же время грозным голосом проговорил:

– Слушай, лейтенант, может ты и старше меня по званию, может ты образованнее меня, только потому что окончил военное училище, но я, поверь мне, знаю, что говорю! Я в армии больше твоего, я воевал дольше и заслуг у меня тоже, пожалуй, по-боле будет. Ты мальчишкой был, а я себе ноги на марше сбивал; ты в лесу партизанил, а я вшей под Москвой кормил, ломая немцу глотку; тебе только восемнадцать стало, а у меня уже было два боевых ордена и звание сержанта. И я лучше знаю, что такое воспитывать и работать с бойцами… потому что я с ними в окопах, под немецкую канонаду и в трещащий мороз под Москвой из одного котелка перловку хлебал… и с нами был вот ровно такой же лейтенант, как и ты, да может даже моложе, но он был куда достойней….

Екименко заметно побледнел и чуть ли не прошептал:

– Да я на вас рапорт напишу…!