На крыльцо вышел Ногейра и помахал, явно выражая нетерпение. Мануэль наконец вылез из автомобиля и направился к дому, склонив голову: чтобы защитить лицо от дождя и одновременно избежать вопрошающего взгляда лейтенанта. У ног гвардейца возник пес и бросился к писателю, радостно лая и виляя хвостом. Ортигоса остановился, испытывая одновременно удивление и облегчение, и приласкал песика. Кофеёк встал на задние лапы в тщетных попытках облизать лицо хозяина, а улыбающийся Мануэль старался одновременно и успокоить собаку, и дать ей понять, как он доволен столь радушным приемом. На крыльце появились Лаура и Шулия, за ними показалась фигурка Антии. Она улыбалась, но как-то грустно, и писатель прекрасно понимал причину ее печали, ведь он сам только что испытал нечто подобное.
Они с Ногейрой дождались, пока останутся одни. Встречи с Висенте, а потом с Катариной породили у Ортигосы странное чувство, будто он что-то упустил. Словно слушал симфонию в исполнении оркестра, в котором не хватало каких-то инструментов. С одной стороны, Мануэль восхищался женой Сантьяго, с другой — ему претила ее тесная связь с Вороной. Писатель задавался вопросом, что им руководит: предчувствие или предубеждение? Катарина понравилась ему с первого взгляда. Она обладала врожденной грацией, делавшей ее особенно привлекательной, и было очевидно, что чары этой женщины действуют не только на Мануэля. Но, возможно, Ортигоса увлекся и приписал ей чересчур много добродетелей, практически идеализировал жену Сантьяго. А ведь она всего лишь обычный человек из плоти и крови, ей так же свойственно поддаться соблазну, как и остальным. Катарина вполне могла проникнуться симпатией к молодому человеку, который помогал ей в работе и восхищался тем, что она больше всего любила. И, вероятно, завидовала Элисе: ведь у той подрастал сын, тогда как у нее самой никак не получалось зачать ребенка. Жена Сантьяго, подобно любому нормальному человеку, наверняка уставала, когда ей надоедало играть роль матери слабого и капризного супруга. И все это должно было отразиться на ее характере.
Ногейра с интересом смотрел на Мануэля, словно развил умение читать его мысли. Но, видимо, такой способности у лейтенанта не было, потому что он спросил:
— О чем задумался, писатель?
Ортигоса улыбнулся:
— По пути сюда я кое-что вспомнил. В нашу первую встречу Офелия сказала: когда она прибыла на место аварии, уже распространился слух, будто в инциденте замешан де Давила. Поэтому в поведении ее коллег наблюдалась некоторая нервозность.
Гвардеец кивнул:
— Да, я тоже заметил.
— И все потому, что это семейство играет важную роль в регионе…
— К чему ты ведешь?
— Тебе не кажется странным, что Альваро погиб в ДТП в половине второго ночи, а родственникам сообщили об этом лишь на рассвете, когда те приехали в больницу?
Ногейра энергично закивал и вытащил свой мобильник.
— Да, пожалуй.
В коридоре гостиницы, где остановился Мануэль, всегда царили тишина и полумрак. Помещение оборудовали датчиками движения, поэтому когда писатель шел к своему номеру, лампы загорались впереди него. Но сегодня проход оказался ярко освещен. Еще с лестничной площадки Ортигоса услышал звук работающего телевизора, по которому шли мультики. Дверь комнаты Элисы была широко открыта.
Кофеёк рванул вперед, но еще не успел добежать до номера, как в коридоре показался Самуэль и закричал:
— Дядя Мануэль вернулся! — И малыш помчался навстречу Ортигосе и бросился ему в объятия.
Писатель взял мальчика на руки и, как обычно, испытал чувство, будто держит большую, скользкую и рвущуюся на свободу рыбу. Маленькие ручки цепко обняли Мануэля за шею, нежная кожа прижалась к его лицу, а губки малыша оставили влажный след на щеке.
— Привет, милый! Как ты провел день?
— Очень хорошо, — последовал ответ. — Сегодня я познакомился с Исабель и Кармен, это мои кузины. Я не знал, что у меня есть двоюродные сестры!
— Они тебе понравились?
Самуэль энергично закивал.
На пороге комнаты появилась Элиса и улыбнулась:
— Привет, Мануэль.
Писатель опустил малыша на пол и почувствовал, как маленькая ручка скользнула в карман его куртки. Ортигоса тоже залез туда и ощутил под пальцами гладкие нежные лепестки. Мануэль опустился на колени, не сводя взгляда с довольного мальчика, и вытащил из кармана гардению. Брови Элисы поползли вверх, и она подошла поближе.
— Это ты туда положил?
Довольный Самуэль кивнул:
— Да. Подарок.
— Очень красивый, — поблагодарил писатель. — Скажи-ка мне, ты каждый день это делаешь?
Малыш прижал ладошки ко рту и робко кивнул. Ортигоса улыбнулся. Он-то ломал голову, откуда берутся гардении, а это всего лишь проделки мальчика…
— Ах ты, сорванец! Кладешь дядюшке цветы в карман, а я ничего не знаю? — со смехом спросила Элиса.
— Но это же секрет! — ответил Самуэль.
— Секрет? — заинтересовалась мать.
— Он велел мне класть Мануэлю цветы и никому об этом не рассказывать.
Элиса растерянно взглянула на Ортигосу, затем снова повернулась к сыну.
— Кто велел? Самуэль, мне ты можешь доверить тайну.