Откровение в Галисии

При первом же взгляде на клинику Святой Квитерии сразу становилось понятно, что лечатся тут люди состоятельные. Пятиэтажное здание больницы возвышалось посреди красивой долины в окружении садов и аллей. На территории был даже небольшой пруд.

Мануэль остановил машину на парковке для посетителей, которая изящно огибала здание. Рядом возвышалась увитая цветами ротонда. Это место больше напоминало дворец или посольство, чем медицинское учреждение, и стоящий у крыльца черный «Мерседес» лишь усиливал это впечатление.

Ортигоса уже было собрался выйти из автомобиля, как из-за колонн у главного входа появились две женщины — Катарина и старая маркиза. Невестка поддерживала свекровь под руку. Писатель не двигался с места и продолжал наблюдать. «Мерседес», очевидно, прибыл за старухой: она жестом велела водителю подождать. За рулем, по-видимому, сидел Дамиан. Расслышать, о чем говорят женщины, не представлялось возможным, даже если бы по капоту не стучали капли дождя: от парковки до крыльца было слишком далеко. Но позы и язык жестов Катарины и старой маркизы выражали полное согласие и взаимное уважение. Дамы повернулись лицом к лицу, продолжая держаться за руки, и улыбались.

Внимание писателя привлекло движение справа, там, где приткнулся непримечательный белый пикап, наполовину скрытый большим кустом мимозы. Какой-то человек — Мануэль его сначала не узнал — следил за женщинами столь же пристально, как и сам Ортигоса.

Писатель посматривал то на мужчину в пикапе, то на дам, которые, поговорив еще пару минут, крепко обнялись на прощанье. Задняя дверь черного «Мерседеса» открылась, из нее вышла служанка старухи. Она поднялась по ступенькам и помогла хозяйке спуститься, придерживая ее под руку. Женщины сели в машину, и «Мерседес» уехал.

Мануэль вышел из «БМВ», сразу же спрятался под зонтиком на случай, если шум привлечет внимание наблюдателя, обошел автомобиль и рывком открыл переднюю пассажирскую дверь пикапа. Висенте, юноша, который помогал Катарине с работой в оранжерее, удивленно вскинул голову. Покрасневшие глаза и опухшее лицо не оставляли сомнений: в последнее время он часто плакал. Ортигоса закрыл зонтик и отодвинул с пассажирского сиденья кучу использованных бумажных платков, пачку чистых и плащ, в кармане которого заметил рукоятку револьвера. Парень сначала застыл в изумлении, затем схватил свою верхнюю одежду и небрежно бросил ее назад, освобождая место, а потом скрючился за рулем, даже не пытаясь скрыть от писателя своих слез.

— Висенте, что ты здесь делаешь?

Юноша поднял голову, пожал плечами и указал подбородком в сторону крыльца.

— Мне нужно с ней поговорить.

— С Катариной?

Висенте удивленно посмотрел на Мануэля.

— Ты не в курсе? Она меня уволила.

Вот почему пикап теперь выглядел непримечательно: с бортов исчезли логотипы оранжереи, хотя в кузове все еще лежали садовые инструменты, цветочные горшки, стяжки для кабелей и металлические опоры для ограды.

Ортигоса внезапно вспомнил разговор юноши с Катариной, который нечаянно подслушал на территории поместья.

— Висенте, сейчас, наверное, не самый подходящий момент. Да и место неудачное…

— Она видеть меня не желает, а я ведь проработал в Ас Грилейрас пять лет! А вчера в оранжерее появилась эта ужасная женщина, сиделка старухи, и передала мне вот что. — Парень взял с приборной панели смятый конверт и протянул писателю.

Мануэль осторожно вытащил лист бумаги, такой же потрепанный. В письме говорилось, что семья де Давила больше не нуждается в услугах Висенте и тот должен немедленно покинуть имение. Хозяева благодарили юношу за работу и предлагали щедрую компенсацию за неиспользованный отпуск и доставленные неудобства. Ортигоса снова заглянул в конверт и вынул оттуда чек, заполненный твердым почерком. Внизу стояла подпись старой маркизы, а в соответствующей строке было указано: «Пятьдесят тысяч евро». Огромная сумма.

— Она уволила меня… как обычного работника.

Писатель вспомнил слова Гриньяна. Тот говорил, что семейство де Давила относится к окружающим как к слугам, которые за деньги выполняют определенную работу.

— А я-то думал, что между нами есть нечто большее, — жалобно продолжал Висенте.

В голове Мануэля всплыли те слова, которые Катарина сказала парню в оранжерее: «Твоему желанию не суждено сбыться. Я замужем за Сантьяго и хочу остаться с ним».

— Наверное, тебе просто показалось…

— Нет! Я уверен и ничего не выдумал.

Ортигоса решил, что спорить с юношей бесполезно.

— Возможно, ты прав и Катарина испытывала к тебе какие-то чувства. Но даже если и так, теперь она сделала выбор, разве нет?

Несколько секунд Висенте печально смотрел на писателя, потом его губы скривились, как у обиженного ребенка, из глаз потекли слезы. Парень закрыл лицо руками и уткнулся головой в руль. Мануэль вздохнул:

— Думаю, тебе лучше поехать домой.

Висенте перестал плакать, взял чистый платок из пачки, вытер глаза, высморкался и швырнул смятый белый комок к остальным.

— Ты прав, — с поникшим видом признал он. — Именно так мне и стоит поступить.