Мальчик очень серьезно посмотрел на мать, потом вытянул руку и нежно погладил ее по волосам с таким выражением на лице, которого Элиса прежде не видела. Словно они поменялись ролями и это она стала маленькой, а Самуэль был полон решимости терпеливо защищать ее от того, к чему она не готова и не способна понять.
— Я жду, когда позвонит дядя.
— Он обещал тебе набрать? Сейчас уже поздно; наверное, он собирался сделать это завтра… — возразила девушка.
Малыш продолжал ласково водить ручкой по ее голове.
— Он дал мне поручение, мама.
— Поручение? И какое же?
— Дядя дал мне поручение. И я не могу лечь спать, пока его не выполню.
Сбитая с толку Элиса улыбнулась, пытаясь взять себя в руки и понять, чем вызвано такое поведение сына. Сначала гардении в карманах одежды Мануэля, теперь вот это…
— Но сейчас уже очень поздно. Тебе пора в постель.
Малыш помотал головой с каким-то новым, взрослым выражением на лице, словно говоря: «Ничего-то ты не понимаешь». Он скинул кроссовки и сидел на кровати, не сводя глаз с экрана телевизора. Элиса пошла в ванную. Она делала вид, что смывает макияж и чистит зубы, а сама наблюдала за Самуэлем, стоя в дверях, отмечая изменения в поведении мальчика, новое для нее выражение его лица. Элиса видела, что сын, как обычно, смеется над приключениями Губки Боба, и подумала, что, может быть, он откажется от идеи дождаться звонка дяди и в конце концов его сморит сон. Мальчик уже периодически зевал и наконец закрыл глаза. День выдался тяжелым и полным эмоций: малыш теперь жил в гостинице, познакомился с двоюродными сестрами и ни минуты не просидел спокойно. Конечно, он очень устал…
Мать с улыбкой смотрела на сына и осторожно приближалась к кровати, мысленно начав обратный отсчет с десяти. Это был ее обычный ритуал. Если она дойдет до нуля и Самуэль не шелохнется, значит, он крепко спит. Девять, восемь, семь, шесть, пять, четыре, три…
Мальчик открыл глаза и резко выпрямился, словно от звука одному ему слышного звонка. Испуганная Элиса сделала шаг назад и проследила за его взглядом: малыш посмотрел на телефонный аппарат и кивнул, будто кто-то напомнил ему о поручении. Затем отодвинул подушки и сел ровно, снова приклеившись глазами к экрану телевизора, который отбрасывал цветные блики на стены комнаты.
Как аукнется…
В клубе «Вулкан» посетителей было не больше, чем в борделе. Ногейра и Ортигоса сразу же увидели Ричи: он в одиночестве сидел у стойки лицом к бару, не обращая внимания на раскачивающихся в такт музыке людей на танцполе. Лейтенант положил свою ручищу на плечо парня; тот как-то сразу обмяк под ее весом, повернулся и вяло поприветствовал спутников. На его худом лице застыло выражение апатии. Мануэлю стало жаль юношу: тот явно оплакивал друга. Гвардеец, видимо, тоже это понял, потому не стал глумиться над молодым человеком, как в прошлый раз, а похлопал его по плечу и подал официанту знак принести выпивку.
Они сделали несколько больших глотков пива, и только потом писатель заговорил:
— Послушай, Ричи, по поводу того, что ты нам рассказал в прошлый раз… Хотелось бы прояснить пару моментов.
Парень молча потягивал пенный напиток, глядя в пустоту. Ортигоса прекрасно знал, как тот себя чувствует: еще совсем недавно он сам не мог выбраться из этой бездны.
— Вы искали Тоньино, — наконец подал голос юноша. — И беспокоились. Если б не вы, он до сих пор висел бы там… в горах.
Мануэль кивнул и положил руку на плечо молодого человека.
— Если я все расскажу, вы поймаете ублюдка, который его убил? — Ричи по-прежнему сидел, уставившись в стену невидящим взглядом.
— Я бы хотел ответить «да», но на самом деле не знаю…
Парень повернулся и посмотрел в глаза своим собеседникам. Похоже, он принял решение.
— Что вы хотите узнать?
— Ты сказал, что у твоего друга были, как ты выразился, «делишки» с маркизом. И что тот не станет убивать дойную корову. Расскажи об этом поподробнее.
Ричи мрачно смотрел на них, и писатель уже было подумал, что юноша не станет отвечать, но тот пожал плечами, глубоко вздохнул и заговорил:
— Полагаю, что теперь, когда Тоньино мертв, это не имеет значения. Ему я уже не смогу навредить, а на остальных мне плевать. Ас Грилейрас стало для моего друга поистине золотой жилой. Сначала он зарабатывал, продавая наркоту Франу, а затем появился Сантьяго. Видаль всегда говорил, что нынешний маркиз в него влюблен. Полагаю, Антонио тоже к нему что-то чувствовал — по крайней мере, ничего не имел против. Сантьяго — красивый мужчина, к тому же очень богатый. Он иногда тоже чем-нибудь баловался, чаще всего кокаином… А почему вы о нем спрашиваете? Он что, имеет отношение к смерти Тоньино? — На лице Ричи появилась гримаса ненависти.
— Мы уверены, что нет.
Парень расслабился и начал медленно качать головой, снова уставившись в пустоту. Ногейра нетерпеливо заерзал. Он подозревал, что молодой человек чего-то недоговаривает.