— Как хорошо, что вы приехали, — сказала Элиса. — Я, признаться, уже устала, а Самуэлю скучно играть все время только со мной.
— Я и сам рад, что я здесь. — Наблюдая за мальчиком, Манкэль улыбнулся, осознав, что все котята полностью черные.
— Как вы себя чувствуете? — В голосе молодой женщины звучал неподдельный интерес. Ее вопрос не был ни формальной любезностью, ни попыткой завязать разговор.
— Хорошо, — ответил Ортигоса.
Элиса смотрела на него, слегка склонив голову набок. Писателю была знакома эта поза: недоверие. Мать Самуэля ищет признаки того, что он лжет. Затем она перевела взгляд на могилы и медленно пошла по направлению к ним. Мануэль двинулся за ней.
— Все твердят, что время лечит… Но это не так.
Писатель ничего не ответил, ведь именно на это он и надеялся: что все закончится, обстоятельства смерти Альваро прояснятся и жизнь снова станет спокойной и упорядоченной. И потом, Элиса ведь говорит о собственном опыте…
— Мне очень жаль, — ответил Ортигоса, делая жест в сторону могил. — Гриньян упоминал о том, что произошло с Франом, а сегодня я узнал подробности от Эрминии.
— Значит, вас ввели в заблуждение, — резко ответила молодая женщина. Она немного помолчала и продолжила уже более мягким тоном: — Экономка — добрая душа, и я верю, что она искренне любила своего воспитанника, но ни она, ни юрист не понимают, что произошло на самом деле. Как и все остальные. Они уверены, что докопались до истины, но никто не знал Франа лучше меня. Отец с детства баловал его и ограждал от всего. Родные относились к младшему сыну маркиза как к ребенку и ожидали от него соответствующего поведения. И только я знала, какой Фран на самом деле. Это был не суицид. — Элиса посмотрела прямо в глаза Мануэлю, словно ожидая, что он начнет с ней спорить.
— Эрминия сказала, что никогда не видела, чтобы кто-то так убивался.
Молодая женщина вздохнула:
— И она права. Я тоже испугалась, увидев, в каком Фран состоянии. Он постоянно плакал, ни с кем не разговаривал, отказывался от еды. Нам с трудом удалось уговорить его выпить немного бульона. Но мой жених хорошо держался. Он просидел у постели покойного отца всю ночь, затем пошел в церковь на отпевание, а потом они с братьями отнесли гроб на кладбище. Фран пытался смириться с потерей. Когда засыпали яму, он уже не плакал, просто хотел побыть один. Мы ушли, а он сидел на кладбище, наблюдая за работой могильщиков, и не хотел уходить. Наконец Альваро убедил Франа зайти в церковь. В тот вечер, перед тем как идти спать, я зашла к жениху, прихватив кое-что из еды. Он сказал, чтобы я не беспокоилась. Что все наладится, просто со смертью отца он многое понял. Фран предложил мне подождать его дома. Он хотел побыть еще немного в церкви и поговорить с Лукасом, а потом обещал прийти и лечь спать.
— Со священником?
— Да, с тем, который отпевал Альваро. Он друг семьи и знаком с братьями с детства. Они все католики. Мне немного сложно это понять, я неверующая, но Фран уделял важное место религии, она стала его утешением в период реабилитации, а я была рада всему, что помогало и придавало ему сил. Хотя мне показалось странным, что он предпочел беседу со священником общению со мной.
Мануэль кивнул. Он прекрасно понимал, что чувствует Элиса.
— Лукас рассказал мне то же самое, что и Гвардии. Что он выслушал исповедь Франа, а потом они еще беседовали примерно с час. Мой жених был спокоен, и ничто не указывало на то, что он намерен покончить жизнь самоубийством. Это был последний раз, когда я видела Франа живым. Проснувшись утром, я поняла, что его нет рядом. А потом нашла его мертвым. — Молодая женщина отвернулась, чтобы писатель не увидел ее слез.
Тот немного отстал, чтобы дать ей успокоиться. Обернувшись, поискал глазами Самуэля — тот все еще играл с котятами. Через несколько секунд Элиса подошла и встала рядом. Она успокоилась, хотя глаза были влажными.
— У вас есть друзья или родственники, кроме членов семьи маркиза? — спросил Ортигоса.
— Хотите знать, почему я не уехала, а осталась здесь? Мать почти все время проводит в Бенидорме вместе с сестрами. Мы с ней не очень ладим. После смерти отца она перебралась на побережье. Мы созваниваемся на Рождество и в дни рождения. Мать считает, что моя жизнь сложилась как нельзя лучше. Всем об этом твердит. — Элиса грустно усмехнулась. — Еще у меня есть брат, уважаемый человек. Он женат, в семье растут две девочки. Но в прошлом я совершила кучу ошибок, и мы долго с ним не разговаривали. А больше у меня никого нет. Те, с кем я некогда общалась, умерли или влачат жалкое существование. Так что меня никто не ждет. К тому же Самуэлю следует расти в кругу родных.
Мануэль вспомнил замечание Эрминии по поводу того, что ребенок не должен быть окружен исключительно взрослыми.
— Вы могли бы жить в другом месте и наведываться сюда…
— Да… Но дело не только в этом. — Элиса дотронулась до креста, на котором было высечено имя Франа. — Я не могу уехать из поместья, пока не буду уверена.
— В чем? Что произошло на самом деле?
— Не знаю… — устало прошептала молодая женщина.