Похоже, дождь и холод распугали посетителей, в баре было почти пусто. Хотя Мануэль и Ногейра встретились позднее, чем вчера: лейтенант сказал, что подъедет после одиннадцати. Ортигосе было все равно. Вернувшись из Ас Грилейрас, он пообедал в отеле супом и говяжьей вырезкой и до вечера проспал в номере, словно впав в оцепенение в тусклом свете пасмурного дня. Когда Мануэль пробудился, уже смеркалось. Он закрыл глаза и попытался удержать ускользающий сон: что сестра лежит рядом и обнимает его. Увы, видение исчезло. Писатель глянул в окно. Мокрые камни во дворе казались еще темнее, а деревья терпеливо сгорбились под хлещущими струями дождя. Пейзаж был столь же мрачным и безжизненным, как воспоминания Мануэля о детстве, проведенном в доме тетушки. Ортигоса открыл окно и почувствовал запах глины и мокрой земли. Стоящая вокруг тишина делала его еще более явственным. Писатель напомнил себе, что такая погода как нельзя лучше способствует творчеству, и оглянулся. На темной поверхности письменного стола белели листы бумаги в еще не тронутой целлофановой обертке. Мануэль внезапно понял, что его нежелание браться за перо просто смешно, как будто он пытается продлить свои мучения, не выбираясь из пучины страданий. Он словно глупый ангел, ночующий в непогоду под открытым небом и из гордости отказывающийся возвращаться в рай. Ортигоса вернулся в постель и забрался под одеяло, оставив окно открытым. Пытаясь убить время — до встречи с Ногейрой было еще несколько часов, — протянул руку и взял томик с произведениями Эдгара По.
Гвардеец на пенсии сидел с кружкой пива и тарелкой, на которой красовалось нечто похожее на остатки закусок. Писатель тоже попросил пенного напитка и чуть было не отказался от омлета, который принес официант вместе с заказом.
— Хотите?
Лейтенант кивнул, но даже не удосужился поблагодарить Мануэля.
— Нужно ценить то, что имеешь. Негоже разбрасываться едой.
«Ну, у кого-то точно все мысли только об этом», — подумал Ортигоса, бросив взгляд на внушительный живот Ногейры, отчетливо выступающий под тонким свитером.
— Помните мои слова?
— Что отвезете меня в горы и всадите пулю в лоб? Еще бы, как можно такое забыть.
Вилка лейтенанта замерла на полпути ко рту, он даже не улыбнулся.
— Все шутите? Я совершенно серьезно говорил, учтите. Мы многим рискуем, ввязываясь в это дело.
— Я знаю.
— Вот и не забывайте. Сегодня навестим мою подругу, у нее есть для вас новости.
— Офелию?
Гвардеец кисло улыбнулся:
— Нет, это подруга другого рода. Но предупреждаю: возможно, вам не понравится то, что вы услышите.
Мануэль кивнул:
— Я готов.
Ногейра оплатил счет, вышел из бара, задержался на крыльце и с видимым удовольствием закурил.
— Нам удалось установить, из какого именно автомата звонили Альваро; он находится в Луго. Пока толку от этой информации немного: абонент мог выбрать ближайшую к своему дому кабинку, а мог уехать подальше, чтобы запутать следы.
Ортигоса снова молча кивнул.
— Что вам сказал юрист?
— Признался, что звонил Альваро, но утверждает, что узнал о его прибытии в Галисию лишь после того, как Сантьяго сообщил о несчастном случае. Новоиспеченному маркизу потребовалась большая сумма, а Гриньян объяснил, что он не вправе принимать такие решения самостоятельно.
— Сколько?
— Триста тысяч евро.
— Ого! — Лейтенант явно оживился. — Попахивает проблемами… А Сантьяго сказал, зачем ему эти деньги?
— Нет, но дал понять, что дело срочное.
— Ну еще бы, раз его старший брат примчался из Мадрида, хотя всего через неделю и так должен был приехать сюда, — подытожил гвардеец. — А как это объяснил Сантьяго?
— Он еще не вернулся, появится сегодня вечером, — соврал Мануэль. Он не хотел рассказывать, как обнаружил маркиза отчаянно рыдающим в церкви, уткнувшись лицом в чью-то одежду.
— Вы уверены, что Гриньян его не предупредил?
Писатель вспомнил полное раскаяния лицо Адольфо.
— Не предупредил. И не станет.
— Ну хорошо. — Ногейра вздохнул. — Хоть какой-то прогресс… Я только одного не понимаю: почему Сантьяго сам не позвонил Альваро?
— У него не было номера брата. Родственники общались с ним только через Гриньяна.
Лейтенант хотел было что-то сказать, но передумал.
— Мы поедем на моей машине. — Он засунул окурок в емкость с песком, стоявшую у входной двери, и под потоками дождя направился к припаркованному автомобилю.
Особый мир
Единственным звуком, нарушавшим тишину в автомобиле, было мягкое шуршание работающих стеклоочистителей. На медленной скорости гвардеец с писателем доехали до шоссе, и Мануэль наконец заговорил:
— Сегодня мне удалось перекинуться словечком с Эрминией и Элисой. Они рассказали о младшем брате Фране.
Ногейра кивнул, давая понять, что знает, о ком речь.