Открытие Антарктиды

Я приметил, что присутствие миссионера Нота не нравилось королю, и он поспешил запереть дверь; потом показал свои часы, карту, тетрадь начальных правил геометрии, которой он учился с английской книги, и что понимал, описывал в сию тетрадь на отаитском языке. Вынул из шкатулки чернильницу с пером и лоскутом бумаги, подал мне, прося написать по-русски, чтоб подателю сей записки отпущена была бутылка рома. Я написал, чтоб посланному дать три бутылки рома и шесть – тенерифского вина. В сие время вошли Нот и Лазарев. Король смутился, поспешно спрятал записку, чернила, бумагу, геометрическую тетрадь и переменил разговор.

Побыв недолго у короля, мы последовали за миссионером Нотом извилистой тропинкой в тени лимонной и апельсиновой рощи. Сии плодоносные деревья, под открытым небом, в благорастворенном климате, растут, как другие деревья, без всякого от островитян попечения.

Мы видели несколько опрятных домиков, и в один растворенный зашли. В доме не было никого; посредине стояла двухспальная кровать, покрытая опрятно желтым одеялом; над изголовьем, в крыше (за жердью) положено было Евангелие. Небольшая скамейка на низких ножках, камень, которым растирают кокосовые орехи, и несколько очищенных черепков сих орехов составляли весь домашний прибор счастливых островитян. Съестные припасы их почти беспрерывно в продолжение года готовы на деревьях, когда им нужны – снимают; нет никакой надобности заготовлять в запас и беречь для будущего времени. Вероятно, хозяева сего дома уверены в неприкосновенности собственности каждого, совершенно покойно полагаясь на честность соседей, оставили жилище свое. Где, кроме как на острове Отаити, можно сие сделать и потом не раскаиваться?

Пройдя еще несколько далее по тропинке, между кустарниками и небольшим лесом, мы достигли церкви. Она построена наподобие королевского дома: посередине, во всю длину, проход между деревянными, по обеим сторонам поставленными скамейками, к одной стороне сделана на четырех столбах, вышиной пять футов, окруженная перилами кафедpa, с которой миссионер проповедует слово Божье. Вообще, по внутреннему устроению церковь подобна реформаторской.

Из церкви мы вышли на взморье и, пройдя к востоку с полмили, достигли дома секретаря Паофая. Врытые в землю колоды, как выше упомянуто, и теперь способствовали нам перейти через низкий дощатый забор. Одна сторона дома была на взморье; во внутренности мы увидели молодую прекрасную отаитянку, жену Паофая, сидящую с подругами своими на постланных на землю матах; она кормила грудью своего ребенка; все были одеты весьма чисто в белое отаитское платье, за ушами имели цветы. Паофая не было дома.

Миссионер Нот показал нам весьма чистую спальню, в коей стояла двухспальная кровать, покрытая желтым одеялом с красными узорами, столик и на оном шкатулка. Добродушная хозяйка по просьбе Нота отворила шкатулку и показала нам хранящуюся в оной книгу: в сию книгу все дела, заслуживающие внимания, записываются на отаитском языке весьма хорошим почерком. Миссионер Нот выхвалял дарования сего островитянина. Потомство, конечно, ему будет благодарно за такое хорошее начало истории островов Общества, а имя его останется незабвенно в летописях острова Отаити. При прощании я подарил жене Паофая несколько пар сережек, а подругам ее каждой по одной паре. Они казались довольны нашим посещением и подарками – рассматривали сережки, подносили их к ушам.

Время уже было за полдень, мы пошли назад той же дорогой, несколько оную сократили тем, что островитяне на плечах перенесли нас через речку. В доме миссионера Нота отдохнули и освежились кокосовой водой. Вода сия, когда свежа, при усталости в знойный день кажется лучше всех существующих известных напитков.

Мы встретились на мысе Венера с капитан-лейтенантом Завадовским и астрономом Симоновым: первый съезжал на берег для прогулки после сорокадневной простудной болезни, чтоб подышать береговым бальзамическим воздухом в тени пальмовых и других цветущих дерев; у мыса Венера мы сели в катер и отправились на шлюп «Восток».

После обеда король приехал к нам со всем семейством и приближенными. Хотя я приказывал пускать на шлюп одних начальников, однако сего невозможно было исполнить, ибо сами начальники приводили островитян, называя их своими приятелями, просили, чтоб их пустить; таких гостей в продолжение дня набралось много. Угощение наше было обыкновенное. Нет ни одного отаитянина или отаитянки, которые бы не выпили с большим удовольствием грог, а как весьма часто графины осушались и при каждом таком случае я приказывал моему денщику Мишке вновь наполнять оные, то нередко оставлял графины на довольное время пустыми, дабы не беседовать с пьяными островитянами.