Отныне и в Вечность

Гвардейцы на дорожке атаковали Брандиса с поразительной быстротой и синхронностью, причем правый нанес фронтальный укол в область сердца, а левый, дравшийся в левосторонней стойке, рубящий удар сбоку в бедро. Несмотря на стремительность и точность, оба гвардейца цели своей достичь не смогли. Рубящий удар встретил на своем пути пустоту, а укол Брандисом был парирован с захватом лезвия через скрестье гарды, так что гвардеец еле сумел удержать палаш в руках. Чинец взвизгнул от восторга. Зал зааплодировал.

В дальнейшем схватка представляла собой захватывающую и поразительную по красоте череду выпадов и пируэтов, ничуть не уступающих в изяществе самым выразительным и прекрасным "па де труа" или, там, "фуэте" каким-нибудь из придворных балетов… насколько Эни могла судить, конечно, по крупнобюджетным телетаксерным костюмным сериалам из жизни всевозможных древних Луёв и прочих султанов. Эни вполне отдавала себе отчет в том, что нынешний третьеимперский гламур, к которому она принадлежала во всех своих ипостасях, отличался от быдла разве что тем, что на светских тусовках "Задница" и "Трусики" исполнялись лабухами вживую, а для гидропонщиков они же лабались третьесортными фантомами. Музыка и танцы были одни и те же, что касается изящества пресловутых "па" лабуховых подтанцовок, то представляли собою эти самые "па" простую имитацию разных поз и фаз полового акта, исполняемую даже если и вживую, то – уж, не обессудьте! – с доступной подтанцовке степенью мастерства и выразительности. Выше головы не прыгнешь.

Окончание схватки сопровождалось бурными аплодисментами, какие-то восторженные почитательницы из числа вкушанток, не видные Эни за дальностью расположения их столика, даже кричали "браво! " и – с ума сойти! – порывались кидать в "сражантов" собственное наферамоненное нижнее бельишко… впрочем, порывы эти немедленно и непреклонно пресекались здешней обслугой. И вдруг все вопли прекратились как по мановению жезла верховного мага Осирсета из "Планеты пирамид", а головы всех присутствующих повернулись к дверям. В дверях стоял высокий блондин, оглядывавший зал горделивым и даже каким-то орлиным взором. Все сражавшиеся на фехтовальных дорожках прекратили бои и оружием отсалютовали вошедшему. Что касается Брандиса, то он отбросил в сторону свой палаш, который, впрочем, был тут же подхвачен секундантами, обслуживающими центральную дорожку, и, раскрыв объятия, устремился навстречу вошедшему с воплем: "Генрик, дорогой друг, я уж и не чаял увидеть Вас сегодня в зале! "

Генрик?! Но ведь так звали этого, который "юное дарование"? Эни похлопала глазами и даже потрясла в изумлении головой. Впрочем, когда она дала себе труд вглядеться – для чего пришлось задействовать встроенную в псевдотело систему трансфокации зрения и перевести глазную оптику в режим телеобъектива – она увидела, что это был именно тот самый хитрозадый жук, автор знаменитого хита "Ваше Величие". Однако сейчас это был совсем другой человек. И дело отнюдь не в том, что из брюнета он превратился в блондина. Сильный, жесткий, о-очень уверенный в себе человек с точными, выверенными движениями фехтовальщика, на своей суровой роже он нес такое выражение, что – ах, ты, сволочь!.. Впрочем, – одернула себя Эни, – что это ты завелась, подруга? Не о том бы тебе сейчас думать, как других гнобить, а вовсе даже наоборот, союзников тебе, суровая, надо бы поискать. И тут Эни невольно обратила внимание на некую возню и энергичное злое перешептывание за столом вкушантов в масках. Грудастая Аба, съеживаясь и пригибаясь, пыталась спрятать свои роскошные телеса за собутыльниками.

– Прикройте меня, ежей вам в задницы! Если он меня узнает – кердык, не быть мне начальницей отдела, и стажировка в Старых Мирах плакала, и вообще кранты карьере.

– Да что же он у вас монстр, что ли, какой? – удивлялся чинец.

– Там разбирайся, монстр или кто. Он на меня и без того последнее время поглядывает подозрительно, что уж ему привиделось, не знаю.

– Так-таки и не знаешь? – плутовато скривилась подруга.

– Хоть убей, – отвечала Аба. – Конечно, есть за мной грешки. А то за тобой нету, безгрешных людей не бывает. Но что за компромат конкретно ему на меня подсунули и кто, не знаю. Может, Карлуша Виддер расстарался, я тут как-то попробовала его в постель затащить? Как бы нам смыться отсюда, мужики? Придумайте что-нибудь. Если он меня здесь увидит, да еще в маске, да еще с аристократами – иностранцами, тушите свет!

– Сидите тихо, чувырлы, – зашипел вдруг чинец с неожиданной злостью, куда только подевались его знаменитый акцент вместе с чопорной вежливостью. – Осторожнее надо быть, если уж намыливаешься устроиться под начальника. Сейчас они с Брандисом сойдутся на дорожке, и не с палашами, с рапирами. И им, и всем вокруг будет не до нас, тогда и уйдем потихоньку.

– А тебе, приятель, я вот что скажу, – окрысилась грудастая красуля. – Я уже дважды видела, как ты с Жанеткой, Генриковой подстилкой-порученкой, по углам зажимался и ворковал. Смотри-и! По лезвию ходишь. Если он что узнает, мало не покажется ни ей, ни тебе.