Отныне и вовек

— Золотые слова, Сэм. Я тут на весь тридцатник. На все тридцать лет.

— А что скажет твоя девчонка? — спросил Ред, отрезая кусок яичницы. — Что она скажет, когда узнает про твой фортель с переводом?

Пруит неопределенно мотнул головой и принялся сосредоточенно жевать.

— Всё против тебя, — рассудительно заметил Ред. — Даже твоя девчонка и та на тебя накинется.

— Пусть кидается хоть сейчас, я не возражаю, — ухмыльнулся Пруит.

Но Ред не собирался обращать все в шутку.

— Такую бабу, чтоб жила с тобой одним, еще поискать надо. Они на деревьях не растут. Проститутки — это пожалуйста. Но они для сосунков, для первогодков. А порядочную бабу, чтоб надолго, найти непросто. И уж если нашел, не рискуй. Между прочим, из стрелковой роты ты не сможешь каждый вечер мотаться в Халейву.

Пруит долго смотрел на круглую косточку от ветчины, потом взял ее с тарелки и высосал мозг.

— Это уж пусть она сама решает. Своим умом. Всем нам, Ред, рано или поздно приходится что-то решать. И ты знаешь, к этому давно шло. Дело ведь не только в том, что Хьюстон назначил первым горнистом не меня, а этого своего пупсика.

Ред внимательно посмотрел на Пруита: наклонности начальника команды горнистов ни для кого не были секретом, и Ред сейчас гадал, не пробовал ли Хьюстон подкатиться и к Пруиту. Нет, ерунда. Пруит избил бы его до полусмерти, чихать ему, что Хьюстон — начальник.

— Прекрасно, пусть она решает своим умом, — с досадой сказал Ред. — Только где он у нее, ум-то? В голове или, может, в другом месте, пониже?

— Ты язык не распускай. И вообще, чего тебе далась моя личная жизнь? А ум у нее, к твоему сведению, как раз в том самом месте, пониже. И меня это вполне устраивает. — Зачем вру-то? — подумал он.

— Ладно, не лезь в бутылку. Переводись на здоровье, мне-то что? Мое дело сторона. — И, словно ставя на этом точку, Ред взял кусок хлеба, собрал им с тарелки желток, проглотил и запил кофе.

Пруит закурил и, отвернувшись от Реда, стал наблюдать за компанией ротных писарей, которые только что вошли в зал и уселись в дальнем углу пить кофе, хотя им сейчас полагалось сидеть в штабной канцелярии. Все они были чем-то похожи друг на друга: высокие, худые, с мелкими чертами — ребята с такими лицами всегда тянутся к «интеллектуальной» работе за письменным столом. «… Ван-Гог… Гоген…» — донеслось до него. Один говорил, а остальные ждали, когда можно будет вставить слово, и стоило говорившему на секунду замолчать, чтобы перевести дух, как тотчас заговорил кто-то другой. Тот, которого перебили, нахмурился, а остальные все так же нетерпеливо ждали своей очереди. Пруит усмехнулся.

Странное дело, думал он, почему все время необходимо что-то решать? Поднатужишься, примешь наконец правильное решение и думаешь: ну вот, теперь можно передохнуть. Не тут-то было — назавтра возникает что-то другое. И пока ты знаешь, что идешь верным путем, приходится решать снова и снова. Каждый день, всю жизнь. Впрочем, можно и иначе. Вот, пожалуйста, Ред и эти ребята там, в углу, — они вольны ничего больше не решать, и лишь потому, что один-единственный раз решили неправильно. Ред, например, сделал ставку на Покой (от Постоянности и Конформизма). Как и следовало ожидать, фаворит вышел на первое место. Теперь Ред может выбыть из игры и спокойно тратить свой выигрыш. Ред никогда не бросил бы теплое местечко в команде горнистов из-за того, что кто-то задел его гордость. Но нить рассуждений ускользала от Пруита, и он не мог припомнить, что же было первопричиной, неизбежно повлекшей за собой нескончаемую цепочку все новых и новых решений.

Ред пытался давить на него логикой:

— У тебя РПК[6] и диплом специалиста четвертого класса. Ты занят два часа в день, Остальное время делаешь, что хочешь, — чем тебе плохо? Барабанщики и трубачи есть в каждом полку. Так уж заведено. Это все равно что иметь специальность на гражданке. Мы люди особые, потому у нас и кусок пожирнее.

— На гражданке специалистам что-то пока не раздают жирных кусков. Им бы работу найти — и то счастье.

Ред невольно поморщился.

— Это к делу не относится. Сейчас кризис. Как по-твоему, почему я пошел в эту нашу распрекрасную армию?

— Не знаю. Почему?

— А потому! — Ред торжествующе помолчал. — Потому же, почему и ты. Потому что на гражданке мне жилось бы хуже. А голодать я не собирался.

— Логично, — улыбнулся Пруит.

— Еще бы. У меня с логикой полный порядок. Здравый смысл — это главное. А почему я в команде горнистов, как ты думаешь?

— Потому, что это тоже логично. Только я-то пошел в армию вовсе не поэтому. И вовсе не поэтому служу, вернее, служил в горнистах.

— Знаем, знаем, — поморщился Ред. — Сейчас опять заведешь: «Я — солдат, я в армии на все тридцать лет…»

— Хорошо, не будем. Но вообще-то, на что еще я гожусь? На что? Куда мне податься, кроме армии? Надо же хоть куда-то приткнуться.

— Понимаю. Но если ты твердо решил долбать весь тридцатник, да еще так любишь горн, спрашивается, какого черта ты уходишь из горнистов? Ни один сверхсрочник так бы не сделал.