Отпечатки

Так вот — короче говоря, Лукас. Я купил кучу книг для специалистов у одного букиниста — Лукас как-то раз обронил его имя (прошелестел, что тот может быть полезен), — и я неплохо в этом деле преуспел, знаете ли. На самом деле все становится очень логично и просто, как только начнешь и, ну, знаете — вроде как войдешь в колею. Один пресс — самый маленький, гм, — года 1860-го, я думаю (точнее сказать не могу) — уже на ходу: мурчит, как большая довольная кошка. В тот день, когда я наконец привел его в превосходное рабочее состояние, — знаете, что я сделал? Я напечатал меню для Бочкиного ужина в тот самый вечер. Все были в восторге. Ну — во всяком случае, рады: похоже, всем понравилось. Я — я был в восторге. Безумно. И Лукас, да: думаю, он тоже. Пол — тот, по-моему, заинтересовался сверх всякой меры. И до сих пор. Даже сейчас снова об этом заговорил — о том, как бы нам навести порядок по типографической части, — даже когда балансирует в миле от земли на верхушке стремянки (и как ему удается вообще о чем-то думать, когда он так высоко; мда, скажу я вам, — это выше моего понимания). Да. Ну ладно. Короче говоря, в основном я этим и был занят в последние несколько недель (ввожу вас в курс дела) — вносил, если хотите, свой вклад, — поскольку Джуди была совершенно права, знаете ли, в тот первый день, когда я приехал. Определенно всем, каждому из нас, когда мы впервые сюда попали, казалось, что нам совершенно нечего дать — что у нас нет никакого умения, никакой способности, хотя бы отдаленно привлекательной, не говоря уже о том, чтобы полезной, и так далее. Жизнь, понимаете, нас доконала. Но, как выясняется, нет: низкая самооценка — она просто тает от всеобщей теплоты, и твои наклонности всплывают из-под сковавших их слоев разрушенных иллюзий. Низкая самооценка, эта мелкая пакость — о да. Это такая невероятная мерзость, знаете ли, — способна полностью тебя уничтожить. Один старый печальный неудачник, которого я когда-то знал (я вообще-то о себе) — прекрасная демонстрация ее мрачной и жуткой изматывающей силы. Например: вы веселитесь с друзьями, так? И тут в бар впархивает стайка девчонок. И вы тотчас, совершенно машинально увязываетесь за самой некрасивой и скучной — ну, не совсем уродиной, конечно, — из них просто потому, что, ну — в конце концов, это же так экономит

время, правда? То, чего у нас и без того много. Да. Ну ладно. Так что, понимаете, я это к тому, что здесь

все мы начинаем отдавать что-то такое, о наличии чего у себя и не подозревали. Кроме разве что Джона, конечно. Он — совсем другое дело. Он, разумеется, знал, что у него груды золота, само собой, знал — а еще он прекрасно знал, что оно всегда к месту, это золото. Но даже Джон — он ведь не просто деньги, знаете ли. О нет. Отнюдь нет. Он такой замечательный парень — отвезет кого угодно и куда угодно, старина Джон, в этой своей чертовски превосходной тачке. И

оон — может, зря я об этом, потому что он еще — ну, понимаете, он еще — он еще толком это не подтвердил и так далее… но как-то раз он сказал мне, что однажды, может, позволит мне, господи боже — взять ее на прогулку!

На прогулку! Вы представляете? Сделать то, чего, кроме него самого, еще никто не делал. Вот. Это и вправду будет нечто. О да. Так что: пальцы накрест. Ладно. Мы тут не о машине говорим. Я на самом деле просто говорю, что чертовски счастлив, раз действительно могу что-то вложить. Рад до смерти, вот что.