Забор, отделявший один из многочисленных домиков частного сектора на окраине Судака, был невысок, но разросшиеся декоративные и ягодные кусты и плодовые деревья, вроде широко раскинувшего свои унизанные золотистыми плодами абрикосового красавца, укрывали территорию «частного владения» от нескромных взглядов надежнее любого трехметрового забора. Кроме того, густо-зеленые прутья кустов и более солидные ветви деревьев превращали маленький двор в уютное и тенистое местечко наподобие итальянского патио.
Пожалуй, единственное, что все же отличало крымский дворик от любого друго-го южноевропейского тщательно подстриженного, выметенного и подкрашенного владения, была некоторая безалаберность в архитектуре и не очень строгое следование западным канонам чистоты. Архитектура явно грешила излишествами, выражавшимися в невероятном нагромождении соседствовавших друг с другом сооружений: довольно симпатичный домик с многочисленными верандами, пристройками и мансардой мирно уживался с какими-то сарайчиками, навесами и прочими многоярусными шанхайчиками непонятного предназначения.
Вся свободная от построек земля была занята клумбами, грядками и прочими садово-огородными площадями — здесь, на этих нескольких сотках, росло, казалось, решительно все, что только могло прижиться в субтропиках! Кроме всего прочего, во дворе имелись еще три вещи, несомненно, нужные и полезные: дощатый домик туалета, прилепившаяся рядышком фанерная будочка садового душа и летняя кухня под легким навесом, где чуть ли не с утра до вечера деловито попыхивала вкусным дымком маленькая печурка, сложенная из красного кирпича.
…Локис приподнял крышку небольшого казана, оценил цвет и степень готовности риса, принюхался к легкому парку, вившемуся над пловом, уже почти подходившим к кондициям, ведомым лишь самому повару, и удовлетворенно кивнул.
— Господа ученые, готовьте ваши большие ложки! Сейчас я вас буду кормить таким пловом, за щепотку которого сам эмир бухарский отдал бы и саблю свою, и коня, а уж про гарем даже и говорить не стоит…
— Да у нас уже все давно готово, уважаемый эфенди, — Соболев повел рукой над дощатым столом, уставленным чашками, блюдами и плошками с салатами, зеленью, свеженькими пупырчатыми огурчиками и огненнобокими помидорами, хлебом и лепешками. Чуть в сторонке расположилось несколько разнокалиберных емкостей, в которых томилось, дожидалось своего часа несколько сортов вина и наливок. — И честно предупреждаю: еще десять минут, и твоего плова мне не есть! Слюной захлебнусь и помру…
— Э, тэрпи, дарагой, да! Плов, как и прекрасную женщину, надо выстрадать и заслужить.
Когда Владимир, аккуратно перевернув казан, выложил на огромное блюдо ароматнейший, шафранного цвета рассыпчатый плов с румяно-сочными кусочками мяса, все просто ахнули.
— Здо́рово, такую красоту даже есть жалко! — сказала Даша. — Володя, а кто вас так замечательно готовить научил? Мама? Наверное, она у вас шеф-повар в каком-нибудь хорошем ресторане, да?
— Плов готовить научили таджики, — скупо улыбнулся Локис. — А мама у меня работает на обычном заводе…
— А папа?
— Отец погиб, когда я еще совсем мелким был. — Улыбка исчезла с лица Медведя, и он без особой на то нужды начал что-то перекладывать и поправлять на столе.
— Ой, извините, я ведь не знала, — от неловкости Даша немножко растерялась и покраснела, ругая себя за бестактность.
— Да ничего, это ведь давно все было. Он пацана из речки вытащил, а сам… Чужого спас, а своего без папки оставил. Вот так вот бывает… Ну, Сергеич, и что сидим? Наливай, а то плов остынет!
Соболев дважды просить себя не заставил, налил Даше вишневой наливки, а в свою и в стопку Локиса плеснул ледяной водки из подернутой матовым туманцем литровой бутылки, пару минут назад вынутой из морозилки. Не состязаясь в восточно-цветистых и невероятно длинных тостах, выпили за знакомство и за здоровье друг друга, потом налегли на плов и закуски, о вкусах и качестве которых позволяли судить короткие, но емкие звуки и словечки вроде: «М-мм!» и «Обалдеть…», как оказалось, отнюдь не чуждые даже докторам наук и милым аспиранткам. Наливая по второй, Соболев с очень серьезным видом сообщил:
— Вот когда я за таким столом пью с такими людьми такую водку и вкушаю такие, как этот изумительный плов, блюда, все глупые размышления о смысле жизни из моей головы улетучиваются. В эти минуты я знаю, зачем и для чего живу!
Виктор только приготовился налить по третьей, когда со стороны дома прозвучал женский голос: «Володя! Вовка, поди-ка сюда!» Локис извиняющимся жестом развел руками и, без особой охоты встав из-за стола, направился на зов хозяйки дома, у которой снимал комнатенку в одной из летних пристроек.