Отпуск строгого режима

– Бля буду, – проворчал турок-месхетинец. – Я ни в зуб ногой, что ты базаришь. Не врубаюсь я в эту новую феню.

– Дроперы покупают дорогие цацки по взломанным картам.

– А че, он сам не может?

– Его голова дороже стоит, чем вся эта хрень в магазинах, – многозначительно протянул вор-карманник.

– А сколько эта голова с нас возьмет за этот пластик?

– О проценте еще помозгуем, зависит, что на них есть. У него свои расценки. Я добазарюсь, – заверил Валет.

– Да, я компьютер никогда не расшарю, – честно признался Борода.

– Каждый должен делать свое дело. – Руки карманника быстро растасовывали купюры, делили по стопкам.

– Однако, слышь, твоему ремеслу я все-таки научусь, – решительно проговорил турок-месхетинец. – Ты мне все свои закавыки выложишь. Скажи – да или нет?

– Не кипятись… Если хочешь, научу, но учить буду аккуратно. Наша главная задача – жить и брать все от жизни незаметно. А обеспечивают нашу жизнь обеспеченные фраеры, – начал разглагольствовать Валет. – И брать надо только у того, кто может не заметить или сделать вид, что для него пропажа – это пустяк. Если украдешь последнее у инженера, который пару лет копил на поездку в Турцию, он хай поднимет, пойдет в посольство, те обратятся к туркам. А турецкие менты хуже наших – взяток, ты сам видел, не берут. И наши туристы для них – курица, несущая золотые яйца. За эту курицу они все и вся на уши поставят и перекроют нам, щипачам, пути-дорожки. А в тюрьме ты у них никто – сразу же, считай, опущенный. Но ты хоть сам турок, тебя, может, и пожалеют, мол, репрессированный народ, а я русский – вековечный враг их. У них знаешь какое о нас представление – что мы славянские звери и готовы любого турка в чан с парашей бросить и казацкой шашкой над головой махать, чтобы он в этот чан нырял.

– Откуда ты это знаешь? – скривился Борода.

– Да смотрел по ящику, как один турецкий профессор распинался о русско-турецкой дружбе и сравнивал, что думают русские о турках и что турки о нас.

– Когда ты все успеваешь? И памятку прочитать, и телик посмотреть? – удивился турок-месхетинец.

– Классный щипач должен работать не только руками, но и головой. Чтобы точно оценивать место своей работы и фраера – его цену, силу, тупость, чувствовать, насколько он подвязан с ментами и гебьем. Даже насколько он обидчив. Например, с холериками лучше сейчас не связываться.

– С кем?

– Короче, это уже я тебе начинаю выкладывать свои секреты.

– Так что это за холера? – поинтересовался Борода.

– Все люди делятся на четыре категории, – чуть медленнее, чтобы компаньон улавливал, говорил Валет. – Холерики, сангвиники, флегматики и меланхолики.

– Мы-гы, – старался запомнить будущий шипач. – Черт, это ты придумал такие крученые названия или твои кореша, что тебе ремесло передали?

– Это психологи ученые придумали.

– Бляха, – возмутился турок-мехетинец, – я что, академик?

– Слушай сюда… Так вот – холерики, видя, что их обчистили, – сразу же орут. Ничего не понимают, орут, кипеж. Всех клянут, зовут ментов, охрану. Готовы первого подозреваемого разорвать. С ними в принципе работать можно, но лучше не за границей, а дома, в России.

– А, это такие, как тот мужик из гипермаркета, – вспомнил Борода.

– Да, главное – перенаправить внимание холерика по ложному пути, он сам запутается. Здесь, в Турции, таких надо обходить, лишний шум нам ни к чему. Такие могут весь аэропорт на уши поставить. Будут орать, а в это время все вокруг сразу же свои сумки проверять начнут.

– Значит, тот, который матерился и плевался, тоже был холерик?

– Соображаешь уже, – похвалил подельника Валет. – Легче с флегматами – они вообще могут не заметить пропажи.

– А это кто? – наморщил лоб Борода.

– Это такие задумчивые ботаны. Сидят, сами себе в голову смотрят. Отмороженные по жизни. Ты подбираешься к ним, тихо, спокойно делаешь свое дело. – Щипач рассказывал и жестами показывал. – Шаришь, как мышка, и все готово. Они даже не заметят.

– А дальше? – внимал науку Борода.

– Сангвиники примут пропажу с легким сердцем: мол, еще себе заработаю. Ну, попыхтит, покраснеет, а иногда даже воскликнет – вот вор, ай да молодец, у меня, у такого крутеня крученого, деньги стырить сумел. Слышал я о таком – его один маститый щипач обшарил. А потом личная охрана все-таки вора достала. Так тот вору еще денег дал, а с охранников три шкуры спустил. Сам говорит щипачу – учи, учи этих дармоедов!

– Неужто? – поднял брови Борода.

– За что купил, за то и продаю. Мне Вертел рассказывал. Может, и притрындел чего, но такое вполне может быть. Логика в этом есть!

– А что четвертые?

Меланхолики… Чтобы работать с этими, надо железные нервы иметь. Мне лично очень трудно.

– Чего – очень чувствительные? Чувствуют фибрами, что вокруг делается?

– Да, они чувствительные, только по-другому. Вытащить кошелек у них – плевое дело. Но они начинаю реветь, жалиться.

– Ну хер с ними, пускай сопли по щекам размазывают, а ты в это время уходишь, – ухмыльнулся Борода.

– Так они так причитают, что хочется не то что лопатник вернуть, но еще туда свои бабки подложить. Очень тяжело. Я же не зверь.