Отражения

Последнее письмо исполнилось не сразу. Это удивило, но не насторожило меня. Ещё никогда раньше не приходилось повторять дважды: «По щучьему веленью, по моему хотенью…» От сказанного мне в руки упал окровавленный кусок мяса. Пока стража ломала двери с окриками: «Колдун!», я разглядел в ладонях свой собственный язык. В проёме окна закружились первые снежинки…Каждое следующее моё повеление лишь ухудшало положение, и вскоре я сдался в борьбе со стихией. Я ушёл от мира и закрылся в одной из опустевших людских. Нужно ли упоминать, какое презрение стало моей наградой! Все следующие пожелания поступали мне в конвертах. Я исполнял их, не читая. Какой был смысл в новых прихотях шальной бабёнки? Печь, на которой я прибыл во дворец, стала убежищем от беспорядочных желаний.

Преемник

Говорили потом, что с востока пришёл, Кто стоял у стены с позавчерашним лицом. Он у мрачного стражника вымолить рад Был дорогу себе в этот сумрачный град. Караульный не внял его слёзной мольбе: «Не своди до хулы, убирайся к себе! Обнесён кирпичом этот город не зря – Им святые отцы вмуровали себя!» Горят у демона глаза языческим огнём, Копытный звон замест шагов, И хвост скрыт под плащом. «Неспроста нечисть я обречён заслонять – Пока жив, неустанно держу рукоять!» «Не пришлось чтобы впредь у ворот тут стоять, Счёт по высшей цене можешь мне предъявлять!» «Град с дождём этой ночью особенно бьёт, Своей службы тобой завершу я учёт. В этот город тебя приглашаю, входи – Будешь вместо меня ты стеной на пути!» Горят у демона глаза языческим огнём, Копытный звон замест шагов, И хвост скрыт под плащом. Скрип дверей возвестил, что подняли засов. Путник вмиг очутился в кошмарном из снов: Сотни лиц вкруг стоят, озарённых костром, – В каждом видится бес, что покинут крестом! «Городил, что монахи сомкнуты стеной!» «Зарекусь, им не выйти! С приездом домой: Будешь сторожевым, пока ночь не спадёт, Только я не видал солнца век напролёт!» Горят у демона глаза языческим огнём, Копытный звон замест шагов, И хвост скрыт под плащом.

Убийца дракона

Губитель выпустил тысячу огненных стрел, прежде чем чудовище издохло на пороге. В звенящей тетивой тишине вечности залитая кровью смрадная пещера подземного гигантского змея стала самым святым местом известного мира. Полубог-полутитан Аполлон, намасленный целебным составом и вооружённый серебряным луком, уже перешагивал через тело поверженного Пифона к – теперь уже своей – жрице пифии.

Солнцеподобный посмотрел на сияние от рук. Тяжкие пятна убийства лягут на него неподъёмным грузом: род его будет проклят, а завистливая слава умолчит о спасении людей и божеств от чудовища. Его будут воспевать не за главное деяние жизни.

Светлоликий Феб не смел осквернить ядовитой кровью никакой источник кроме собственного. В месте своего тайного уединения за ширмой многолюдного почитания он был неузнаваем.

Пройдя сквозь очередь жаждущих мистерий, прокажённых и одержимых, проклятых и бандитов и их блеющих подношений, он опустился на своё тронное место сразу за фимиамом. Скрытый ядовитыми парами серы врачегадатель жадно вглядывался в лица и жесты своей спасённый паствы.

Жрицы бросились к ногам и рукам своего господина с просьбами об омовении. В святилище негоже ступать нечестивым, даже если оно и самому себе. Получив снисходительное разрешение, они бросились приготавливать ритуальные умасливания под рёв и грохот волнующейся толпы.

Выпроводив алтарниц и поняв, что наконец остался один, он рванул с себя кулон в виде двойного топора лабриса. Украшение брат Гефест выковал из космического металла не просто для оберега. Это был ключ к тайне, от которой холодело в жилах даже творца всех искусств и коварного победителя кровавых турниров.