— Как же долго я была лишена таких простых и таких важных вещей… Плавать! Бегать! Потягиваться! Просто ходить! — она рассмеялась и сделала танцевальное па. — Все эти столетия я чувствовала своё тело так, будто оно принадлежало мне, но не могла им управлять, и это сводило с ума. Я ходила во сне… плавала… прыгала… И рыдала, просыпаясь. Я ненавидела всё вокруг…
— Ты прекрасна, — повторил Портной.
— Правда?
Она спросила кокетливо. Остановилась напротив и склонила голову набок.
— Увидев тебя, я понял, что любил всегда, — ответил он. — Любил тебя и только тебя. Ни одна женщина не способна сравниться с тобой прелестью и тем огнём, что горит здесь…
Зиновий прикоснулся к груди.
— У меня долго не было сердца, — тихо ответила Горгона.
— Оно было у тебя всегда…
Тысячи лет Медуза пребывала в выстроенной Персеем тюрьме, в магической клетке, не позволяющей жить и не дающей умереть… Тысячи лет её разум бился внутри отрубленной головы и не находил выхода. Тысячи лет наказанная за преступления Горгона оставалась тупым орудием в разных руках, сходя с ума от безысходности, но неспособная убить себя, и лишь третий глаз Портного сумел пробиться сквозь проклятие Персея.
В ту ночь, когда Пэн доставил голову в лабораторию, Зиновий услышал настоящий голос Медузы, услышал сквозь яростное шипение и бешеную злобу, сквозь ненависть и безумие… Услышал тонкий плач замурованной в самой себе женщины, услышал её горе, её тоску и затрепетал. Одинокий Портной услышал Медузу сердцем и сорвал с себя очки, встретившись взглядом с чудовищем.
Медуза шипела, змеи распахнули пасти, грозя ядовитыми клыками, мир вокруг наполнился ужасом, но Зиновий слышал настоящий голос Горгоны и видел её настоящее лицо, прекрасное, не искажённое маской ярости. Зиновий вытерпел, глядя на Медузу всеми тремя глазами, не позволил страху заполонить душу и победил. Протянул руку, нежно прикоснулся к щеке чудовища, вздохнул и прошептал: «Я тебя спасу».
И ответный взгляд Медузы не обратил его в камень.
Они услышали друг друга…
Зиновий придумал опаснейший план, не пожалел верного Трезора и хитростью заставил одного из лучших некромантов Отражения снять древнее заклятие Персея. Юлия думала, что пробирается к мозгу мёртвой Медузы, а в действительности крушила магическую клетку, шаг за шагом открывая Горгоне путь к свободе.
Где её нетерпеливо ждал Портной.
— Мой спаситель… — мягко проронила Медуза, усаживаясь рядом с Зиновием.
— Ни слова больше.
— Ты меня создал…
— Я всего лишь вернул миру украденную у него красоту, — он положил ладонь на руку Горгоны. — Ты совершенна, моя радость, и твоё отражение изменит Вселенную, сделав меня счастливым.
Она улыбнулась, потянулась, и их губы слились в долгом поцелуе.
Макам XII
Любовь во время зимы
Ingresso
Где отражаются мечты?
В душе? В глазах? Или в замечательных, очень добрых снах, что приходят после тусклого, переполненного чужими отражениями дня? В столь прекрасных снах, что после пробуждения они вызывают горький привкус тоски, а красота Вселенной блекнет серостью поздней осени, не в силах соперничать с отражением вечной мечты о счастье.
О простом человеческом счастье, смысл которого невозможно передать словами, потому что никто, абсолютно никто не знает, где он будет счастлив. С кем? Когда… Однако все к нему стремятся, видя в счастье смысл. Все стремятся, потому что этот приз — самый ценный. Все стремятся, потому что стремление дарит надежду на избавление от стылой повседневности.
Но где отражается счастье?
Где можно увидеть тепло души? В глазах? В снах? В мечтах?
И что оно — счастье?
Сила? Богатство? Власть? Вершина?
Что успокоит душу и сделает её счастливой?
Что заставит позабыть о скуке будничного движения? А что вылечит душу, если она кровоточит?
Не стонет, не болит, не беспокоится, а кровоточит, как пронзённая кинжалом невеста: только что счастливая, полная мечтаний и надежд, и вдруг — изумлённая, потерявшая всё, ещё живая, но почти умершая…
Умирающую душу легко узнать — она живёт лишь в снах. И даже не живёт — оживает, ненадолго сбрасывая с себя тёмную пелену смерти, когда снится тот, чья улыбка сводила с ума. Когда снится, как берёт он за руку и ведёт за собой, прочь… прочь от тьмы городов и зла их камня, от чудовища, которым она стала, и чудовищ, которые с ней рядом. Когда он берёт за руку и уводит в мир, где она не рыдает по ночам, мечтая повернуть вспять время, а кинжал остался в ножнах и не пронзил душу.
Не было никакого кинжала.
Что сделает счастливой душу, которая умерла, но продолжает помнить?
А значит, ещё не умерла… Навсегда осталась в прекрасном, добром сне, в котором любимый мужчина жив и мягко берёт её за руку…
Неужели счастье можно отыскать лишь во сне? В эфемерном, красивом, как россыпь звёзд, и таком же далёком… в тёплом, как дыхание матери… в ненастоящем…
Неужели счастье может быть только ненастоящим?