Отражения

— Не будем забегать вперёд. — Покрышкин нажал кнопку вызова, а когда в окошке появилась освещённая кабина и Аристотель распахнул дверцу, вежливо улыбнулся: — Здравствуйте.

— Добрый вечер, господа, — ответил на улыбку лифтёр. — Собрались прогуляться?

— Хорошая погода, — объяснил Машина. — Особенно под землёй.

— Там никогда не бывает дождей.

— Нам нужно в Погреб.

— Прошу, входите, — Аристотель посторонился, пропуская друзей в кабину, и, правильно расшифровав вопросительный взгляд Амона, объяснил: — Я делаю это не потому что вы мне нравитесь, Кирилл, хотя вы мне нравитесь. У меня действует договор с Марией Фёдоровной: последний клиент имеет право пройти в Погреб.

— Я стал последним клиентом? — тихо спросил Амон.

Кабина плавно пришла в движение.

— Да, — после паузы подтвердил лифтёр. — Мне очень жаль.

Машина вздохнул и едва слышно выругался. Амон кивнул и вытащил из кобуры «12».

— Оружие вам не понадобится, Кирилл, те люди уже ушли.

Оставив после себя кровь и пустоту…

…На площадке в углу лежало тело неизвестного мужчины с перерезанным горлом. Прикасаться к нему не стали, Ермолай сфотографировал на телефон, пробормотав: «Потом опознаем», и они пошли дальше. Дверь взорвана и раскрыта настежь, у порога распласталась Мария Фёдоровна, голова пробита пулей. Клетка раскрыта. Ольгина нет.

Увидев, что гигант исчез, Покрышкин вернулся на площадку, а Кирилл задержался. Медленно обошёл Погреб, бездумно разглядывая серебряные стены, с минуту постоял возле тела старухи, потом — около взорванной двери, таращась на сорванный замок, а уже в лифте — очень спокойный, собранный и сосредоточенный — негромко спросил:

— О ней позаботятся?

— Всё будет в порядке, — пообещал лифтёр.

— Хорошо.

Кабина стала подниматься.

— Что ты задумал? — поинтересовался Ермолай.

— Ты сам сказал, что сегодня в Москве будет весело, — напомнил Кирилл, глядя в стену кабины. — Я приму в празднике посильное участие.

Лифтёр с Машиной переглянулись, после чего Аристотель попросил:

— Скиньте ссылку на трансляцию.

* * *

— Что это? — наконец спросила Порча, кивнув на серебряную урну.

Наконец, потому что Иннокентий вернулся в квартиру с час назад, он распаковал свёрток, осторожно водрузил урну на журнальный столик, уселся в кресло напротив и с тех пор не менял позы, не отворачивался и, кажется, не мигал. И молчал, разумеется, как будто Ленки в квартире не было.

Порча мудро выдержала долгую паузу, позволив Кроссу сполна налюбоваться игрушкой, и задала вопрос только сейчас, почувствовав, что пришло время.

— В урне находится прах Безликого, — ровным голосом ответил толстяк.

Ожидал услышать изумлённый возглас и естественный вопрос: «Откуда?!», но Порча удивила. Хмыкнула, переведя взгляд на урну, прищурилась и поинтересовалась:

— Зачем он тебе?

Сразу попав в точку.

— Чтобы вырваться отсюда, — сказал Иннокентий, не желая этого говорить.

Потому что «вырваться отсюда» одновременно означало навсегда расстаться с Ленкой.

— Это возможно? — помолчав, спросила Порча.

— Я хочу домой.

— Это возможно?

— Не знаю.

Кажется, она вздохнула с облегчением. Но очень-очень тихо, чтобы его не расстроить. Но Кросс всё равно расстроился, поскольку вздох означал, что Ленке не всё равно.

Так же, как ему.

— То есть ты просто веришь, да? — уточнила Порча. — Безликий — единственный, кто разгадал тайну межзвёздных путешествий, ты раздобыл его прах и веришь, что сможешь его воскресить?

— Нет, конечно, нет, — вымученно улыбнулся Иннокентий. — Воскресить Безликого нетрудно, но если господин поднимется из праха, он меня казнит.

— За что? — растерялась девушка.

— За то, что не уберёг. За то, что долго его не воскрешал. За то, что не слетал на Аммердау за помощью и войсками… Мало ли за что? — Кросс пожевал губами. — Господин и так был сумасшедшим, как все Древние, а теперь, дважды умерев, наверняка рехнулся окончательно. Не хочу проверять.

— То есть воскрешения не будет?

— Ни в коем случае.

— Как же ты вернёшься?

— Его прах — мост в Аммердау.

— Прозвучало сложно и непонятно, — не стала скрывать Ленка.

— Потому что я сам не до конца понимаю, о чём говорю, — пояснил Кросс. — Но способ есть, он связан с прахом господина, который может использовать Ксана, и я хочу вернуться домой.

— У тебя там семья? — неожиданно спросила Порча. Никогда раньше она не задавала этого вопроса. Не хотела бередить рану, понимая, что никуда Иннокентию с Земли не деться, но сейчас ей стало важно знать, что тянет его домой.

Очень важно.

— Безликий запрещал гвардейцам иметь детей, точнее, лишал их… нас этой возможности, — ответил Кросс, глядя подруге в глаза. — Мои родители были казнены, моя жизнь прошла в казарме, моим смыслом было служение господину, но сейчас я просто хочу домой. Я хочу оказаться там, где вырос. Хочу бродить по миру без скафандра и наслаждаться запахами, которые мне иногда снятся. Мне это нужно…

— Для счастья? — тихим эхом перебила Иннокентия девушка.

И увидела очень грустную улыбку. Даже удивительно, как её, такую искреннюю и печальную, смог передать нахлобучник. А он смог, потому что ответ шёл из души Иннокентия.