— В чём моя сила?
— Внимание.
Он поднял указательный палец, и замолчавшая Ксана услышала рёв приближающегося со стороны Кутузовского авто. И сирены. Судя по звукам, владелец мощного автомобиля пытался уйти от полицейского преследования.
— У тебя мало времени, — деловито сообщил Гаап.
— Для чего?
— Ты слышишь звук, который издаёт спортивная машина, разогнанная до последнего предела. Она несётся со скоростью триста километров в час и ни в кого не врезалась лишь потому, что сейчас глубокая ночь.
— Какое отношение машина имеет ко мне? — чуточку нервно спросила Ксана. — Пусть летит дальше.
— Мой автомобиль окажется на её пути, — Гаап указал на чёрный «Бугатти», небрежно припаркованный поперёк полосы.
— Откуда он взялся? — не сдержалась Ксана. Она была уверена, что баал явился на мост пешком.
— Неважно, откуда он взялся, — рассмеялся Гаап. — Важно то, что сейчас лихач ещё больше увеличит скорость.
На Дорогомиловской заблестели фары.
— Но с Бережковской выскочат полицейские, лихач увидит их, попытается объехать по «встречке», не справится с управлением и врежется в мою машину.
— Надеюсь, она застрахована, — попыталась пошутить женщина.
— «Бугатти» подпрыгнет, перевернётся в воздухе и обрушится на нас, — закончил Гаап. — Ты застрахована?
— Нет.
— А следовало.
— Я не хочу погибать под твоей машиной.
Он согласно кивнул и очень спокойно сказал:
— Тогда вернёмся к началу, Ксана: у тебя очень мало времени.
Женщина резко повернулась и убедилась, что события развиваются в точном соответствии с предсказанием. Приземистый спортивный автомобиль стремительно приближался к мосту. Слева появились полицейские…
— Что я должна…
И замолчала, ибо поняла, что должна.
Должна представить.
Как приземистая «Ламборджини» отворачивает чуть раньше, чем предсказал Гаап. И чуть резче. Должна представить, как автомобиль заносит, крутит по мосту и как «Ламборджини» влетает в столб. Не в «Бугатти», а в столб.
И взрывается.
На противоположной от наблюдателей стороне моста. Не причинив вреда ни им, ни дорогой машине баала.
— Ой! — Ксана отшатнулась, «поймав» взрывную волну, но на ногах устояла и не сдержала восклицания: — Ух, ты!
Разглядывая падающие на асфальт обломки «Ламборджини».
А затем перевела взгляд на Гаапа:
— Это я его убила?
— Он бы всё равно не выжил, — равнодушно ответил тот. — Только перед смертью ещё и нас погубил бы.
— Врёшь, — убеждённо произнесла женщина.
— Вру, — не стал спорить баал. — Мы бы прыгнули в воду… Но мне стало жаль «Бугатти».
— Забыл застраховать?
— Не хотел огорчать друзей, у которых взял его покататься.
Ксана поняла, что слышит шутку, и улыбнулась.
— Мы стали свидетелями?
— Полицейские нас не увидят.
— Почему?
— Я так сделал. — Он посмотрел на часы. — Когда захочешь поговорить, приди сюда и отыщи мою метку, я оставил её для тебя. — Гаап надавил на парапет большим пальцем левой руки, резко оторвал его, показав Ксане вспыхнувшую и тут же растаявшую огненную печать, и в одно мгновение исчез. Вместе с машиной. Только что был, а стоило молодой женщине моргнуть глазом — исчез. Прошелестев напоследок:
— До встречи.
Ксана задумчиво посмотрела на горящий «Ламборджини», на подъехавших к месту катастрофы полицейских, пожала плечами и неспешно направилась к набережной Шевченко.
Ей хотелось поцеловать Германа, прижаться к нему и уснуть.
Ночь Виталина провела ужасно. Пока горничные приводили номер в порядок и меняли бельё, она мышкой сидела в углу, когда они закончили — не пошевелилась, позволила Борису уснуть — он не предложил девушке присоединиться, заперлась в ванной и разрыдалась. Но тихо, очень тихо, боясь потревожить любовника. Рыдала, выплёскивая страх — в какой-то момент Виталине показалось, что взбешённый Борис её выгонит, рыдала, жалея себя за то, что вынуждена спать с этим стареющим павианом, подкрашивающим кудрявые волосы, хвастающимся дружками из правительства и обожающим хихикать над «моей дурой», постоянной подругой, которая не догадывалась о его шашнях с секретаршами.
В завершение рыдала просто так, потому что настроение.
Остаток ночи провела на самом краешке кровати.
Однако утром Борис ни словом не обмолвился о неприятных событиях, и день они провели, как планировали: побродили по Лувру, потом по набережной, забрались в старые кварталы Парижа, где и пообедали, заглянули на остров Ситэ, несмотря на то что к собору Парижской Богоматери Виталина таскала Бориса ещё в первый день, снова гуляли, вернулись в отель, переоделись и отправились ужинать в ресторан на первом этаже — Борис сказал, что устал и не хочет никуда ехать.
И за ужином он окончательно подобрел и выбросил из памяти вчерашний инцидент. Борис много и остроумно шутил, смеялся, на вино не налегал и всем видом давал понять, что настроен получить этой ночью то, чего лишился вчера. Виталина подыгрывала, как могла, мечтая побыстрее покончить с едой и затащить любовника в постель, но тот отказался уходить без десерта и бокала сладкого вина.