С Серафимой Васильевной дружила и жена, и вся незадавшаяся, горестная жизнь этой женщины прошла на глазах у них: муж Серафимы Васильевны рано умер от болезни почек, да и жил последние годы с одной почкой, а вторую давно удалили. После смерти мужа все, что было в душе Серафимы Васильевны, она перенесла на дочь, ее жизнь была теперь в ней, и нельзя было даже представить себе, что Ася выйдет когда-нибудь замуж и они с матерью разлучатся.
Где-то втайне и жена, и он сам подумывали, что как хорошо было бы, если бы сын женился на этой девушке, и, возможно, и Серафима Васильевна хотела бы этого: все-таки их семьи были близки, а Всеволода она знала еще подростком.
Как-то за вечерним чаем, когда они были одни, Ирина Михайловна сказала прямо:
— Я для Севы ничего лучшего и не желала бы, чем Ася. Правда, она не модница, слишком простенькая в сравнении с театральными девушками. Но, Андрюша, ведь это такая добрая простота, такая нужная!
Однако Андрей Андреевич счел нужным сказать:
— Ничего не следует навязывать... Севка уже взрослый, как-нибудь и без нас с тобой справится.
И они не вернулись больше к этому.
Но, возвращаясь однажды из института, Андрей Андреевич увидел выходящими из кинотеатра сына именно с этой девушкой и порадовался, что, может быть, и сбудется то, чего он с женой хотели.
Несколько дней спустя сын, вернувшись пораньше, зашел к нему в его рабочую комнату, порассказал сначала о театральных делах, потом спросил вдруг:
— Папа, где работает сейчас Александр Николаевич Звенигородцев?
— Звенигородцев? Почему ты вспомнил о нем? — удивился Андрей Андреевич.
— Прежде он часто бывал у нас.
— Маме сейчас трудно с гостями, — вздохнул Андрей Андреевич.
Звенигородцев, с которым Андрей Андреевич учился вместе, избрал своей специальностью гинекологию, а он, Ракитников, ушел в хирургию, написал книгу о хирургических операциях при сердечно-сосудистых заболеваниях, книга вышла в издательстве, где работала Серафима Васильевна Касперова, и ее имя технического редактора стояло среди выходных данных.
Однако то, что сын вспомнил почему-то о Звенигородцеве, сначала лишь удивило, а потом и насторожило Андрея Андреевича: как все люди с большим опытом, к тому же привыкший силлогически мыслить, Андрей Андреевич испугался того, о чем подумал.
Впоследствии, возвращаясь к выводам, которые сделал тогда, он в обратном порядке вспомнил и все то, что этому предшествовало.
Придумав вскоре повод повидаться с Серафимой Васильевной, он зашел к ней по какому-то внутреннему, для самого себя еще непроверенному чувству. Она открыла ему дверь, удивилась: «Андрей Андреевич!», чуть растерялась, но он с некой беспечностью сказал:
— Пришел молодой автор за справкой... просветите меня, Серафима Васильевна, что́ означает подсчет учетно-издательских листов?
Серафима Васильевна разъяснила, что́ означает этот подсчет, и Андрей Андреевич добросовестно записал в свою записную книжку.
— Вы что же — в одиночестве? — спросил он.
— Асенька денька на два уехала к подруге в Крюково.
И что-то столь жалкое появилось на миг в ее взгляде, — но, может быть, он, Андрей Андреевич, лишь вообразил это...
— Подпишу теперь договор с толком, и если и эту книгу поведете вы, мне будет приятно увидеть на ней ваше имя.
— Спасибо, Андрей Андреевич, — сказала она тихо, казалось, хотела еще что-то добавить, но лишь повторила: — Спасибо.
Дома, плотно прикрыв дверь в свою комнату, он позвонил по телефону Звенигородцеву, подошла его жена, и Андрей Андреевич сказал:
— Говорит великий грешник — Ракитников... сто лет собираюсь к вам, Антонина Сергеевна, и все не выберусь. А следовало бы нам повидаться!
Антонина Сергеевна работала прежде медицинской сестрой, познакомилась со своим будущим мужем в больнице, и Ракитников усмехался не раз:
— Началось с медицинского обхода, а потом температура поднялась, пришлось бежать в загс.
Звенигородцев, размашистый, с длинными руками, с копной волос, не умещавшейся ни под какой шляпой, чем-то напоминал тех несколько семинарского вида врачей прошлого, которые прославили русскую медицину.
— У Саши сегодня дежурство, — сказала Антонина Сергеевна, — позвоните ему в больницу, он будет рад. И — приходите, Андрей Андреевич, право, нехорошо, приходите!
Она дала ему номер телефона больницы, и Андрей Андреевич позвонил Звенигородцеву. Он сразу же предупредил, чтобы тот не очень удивился упавшему с неба Ракитникову, но есть одно дело, и нужно срочно хотя бы на несколько минут повидать его.
— Приезжай, Андрей Андреевич, я предупрежу, чтобы тебя пропустили.
Больница находилась в другой части города, в новом микрорайоне, коридоры в этот вечерний час были уже пусты, только дежурные медицинские сестры сидели у своих постов, с зажженной лампой на столе, и скорбь сжала его сердце.
Они не виделись несколько лет, сначала порасспрошали друг друга о семейных делах: две дочки Звенигородцева, две красные девицы, обе уже в институте, одна — в геологоразведочном, другая пошла по искусствоведению, ничего, порядок жизни, замуж вскорости повыходят, наверно, так что готовься к дедовскому званию.