Отряд отморозков. Миссия «Алсос» или кто помешал нацистам создать атомную бомбу

Тридцать тонн концентрата были отправлены из Марселя в Бостон, а оттуда – на предприятия по обогащению урана в Ок-Ридже; уран-235 из этих бочек в итоге попал в бомбу, которая уничтожила Хиросиму. Тот же путь проделали и 68 тонн бельгийской руды. В сумме получилось почти 100 тонн, что в нормальной ситуации было бы фантастическим уловом. Но в бельгийских документах речь шла о 1000 тонн урана. Где же остальные? До их обнаружения союзники не могли избавиться от страха проснуться однажды утром и увидеть за окном грибовидное облако.

Той же осенью произошел печально известный конфуз с рейнским вином. Все началось с непродуманной идеи Роберта Оппенгеймера. В рамках Манхэттенского проекта в штате Вашингтон был только что построен реактор, для охлаждения которого использовалась вода из реки Колумбия. Оппенгеймер рассудил, что в немецком реакторе, скорее всего, тоже используется речная вода, и предложил обследовать Рейн в поисках указаний на место его расположения. Например, отсутствие зимнего льда возле промышленного предприятия могло указывать на то, что там выделяется огромное количество тепла. Летом река могла быть загрязнена радиоактивными изотопами, и Оппенгеймер предложил делать заборы воды, чтобы проверить это.

С учетом множества других своих забот он, вероятно, забыл об этой идее, но о ней не забыли в конторе генерала Гровса. Рейн течет с юга на север через всю Германию, а затем проходит по территории Голландии, поэтому, когда союзная армия очистила от немцев Бельгию и вошла в Нидерланды, команда «Алсоса» получила срочную шифрованную радиограмму – подсуетиться и добыть образец речной воды. Проблема заключалась в том, что на тот момент союзники занимали только один берег Рейна. Рейх контролировал противоположную сторону реки, а мосты считались ничейной территорией. Поэтому, когда какой-то бедолага из «Алсоса» однажды явился с ведром и веревкой и попросил у американского капитана разрешения зайти на мост, тот ответил, что, если он настолько глуп, держать его никто не будет. Вскоре на обоих берегах собрались толпы, чтобы посмотреть на это представление. Бездельники-немцы даже решили поупражняться в стрельбе и пытались попасть в бойца «Алсоса», не целясь. А он, не поднимая головы, прополз достаточно далеко, чтобы зачерпнуть воды, и вернулся невредимым, даже не слишком много расплескав.

В штаб-квартире «Алсоса» в Париже научные работники запечатали воду в бутылки и упаковали их в коробки для отправки в Вашингтон. В последнюю минуту кто-то, решив пошутить, добавил к ним бутылку французского красного вина из региона Руссийон с запиской, что его тоже нужно проверить на «активность». К сожалению, у офицеров Гровса не было чувства юмора. Получив посылку, они прилежно разлили вино по пробиркам и включили счетчики Гейгера. К их ужасу, в нем обнаружились радиоактивные изотопы.

Вскоре в штаб-квартиру «Алсоса» пришла депеша: «Вода – отрицательно, вино – положительно. Пришлите еще». Сэмюэл Гаудсмит и компания от души посмеялись над таким ответом. (Пожалуй, эти вояки не совсем безнадежны.) Гаудсмит скомкал сообщение и вернулся к работе. Но через несколько дней пришла вторая телеграмма с требованием сообщить, где вино. Гаудсмит попытался объяснить шутку, но безуспешно. «Приказ есть приказ, – сказали в Вашингтоне. – Пришлите еще вина». Подавляя раздражение, Гаудсмит отвлек одного сотрудника от изучения немецких документов (на самом деле нужной работы) и отправил его в десятидневную командировку с нелепым поручением – собирать бутылки по всему региону.

Оказалось, что виноградная лоза, по-видимому, всасывает из почвы всегда присутствующие там радиоактивные атомы и концентрирует их. (Нечто подобное делают и кусты табака.) Зная, что всякие объяснения бесполезны, «Алсос» собрал целый ящик красного вина и отправил его в Вашингтон. Однако Гаудсмит извлек из этого максимум пользы. Он настоял, чтобы его порученец брал по две бутылки с каждой попавшейся ему винодельни, одну для Вашингтона и другую – «архивную копию» – для «Алсоса». Члены команды тоже проверяли вино на активность – старым добрым способом.

Помимо лишенных чувства юмора военных, Гаудсмиту было еще о чем беспокоиться, когда союзники стали освобождать Нидерланды, – о судьбе родителей. До войны он боялся, что никогда больше не увидит родину, а когда наконец прибыл в страну 29 сентября, то обнаружил, что она находится в крайне трудном положении. Шедшие с переменным успехом бои между армиями опустошили огромные территории, у тысяч людей не было ни еды, ни воды. Но случались и проблески надежды, например, когда маленький мальчик подарил ему оранжевый бант. «Я испытываю такую гордость, как будто это настоящая орденская лента», – писал он жене. Он прикрепил бант к ее фотографии.