Отряд отморозков. Миссия «Алсос» или кто помешал нацистам создать атомную бомбу

Большинство из них хорошо ладили между собой, проявляя типичную для заключенных солидарность, но Гейзенберг и его окружение продолжали высокомерно игнорировать Дибнера и общались с ним как можно меньше. Когда Дибнер как-то обратился к Гейзенбергу, последний едва ли не рассмеялся ему в лицо. Дибнер рассказал ему о своих подозрениях, что британцы прослушивают их разговоры, возможно, через микрофоны, спрятанные по всему поместью. Гейзенберг закатил глаза: «Они не настолько изобретательны. Не думаю, что они знакомы с методами гестапо. Они несколько старомодны». Все тот же Дибнер, как всегда жалкий.

А ведь Дибнер был прав. В нарушение женевских конвенций британцы нашпиговали микрофонами весь дом и записывали каждый разговор.

По политическим соображениям команда «Алсоса» смогла появиться в Берлине только в конце июля 1945 г., через целых три месяца после того, как туда вошли советские войска. Чистая и вымуштрованная немецкая столица, какой помнил ее Сэмюэл Гаудсмит до войны, исчезла. Всюду бродили толпы советских солдат, свирепствовали тиф и вши. Еды и одежды не хватало, так что процветал безжалостный черный рынок: повсюду, где появлялись американцы, люди толпились вокруг их джипов, предлагая по 50 рейхсмарок (сегодняшние 70 долларов) за плитку шоколада или 100 – за пачку сигарет. Улицы были забиты взорванными автомобилями, а вместо очередного научного учреждения «Алсос» часто натыкался на табличку с адресом в куче щебня. (В последующие годы многим студентам университетов приходилось в обязательном порядке участвовать в расчистке завалов или заниматься строительными работами.)

Раскапывая одну из таких куч, Гаудсмит обнаружил череп младенца, погребенный в пепле. Он посетил музей искусства Древнего Египта, который когда-то был его любимым местом, и обнаружил, что тот уцелел, хотя тоже пострадал. Старый музейный охранник, не зная, чем заняться, все еще каждый день приходил на работу и грустно стоял на своем посту. Гаудсмит поделился с ним воспоминаниями о местной коллекции, и охранник был так тронут, что предложил Гаудсмиту забрать домой одну из мумий. Это было весьма соблазнительно (ведь Гаудсмит мог отправить в США все, что пожелает, заявив, что ему нужно проверить этот предмет на радиоактивность), но сувенир был слишком громоздким и не поместился бы в его джип; в итоге Гаудсмит взял с собой несколько расписных лоскутов ткани, в которую эта мумия была обернута.

Однажды в первую неделю августа, когда Гаудсмит осматривал развалины основанного Гиммлером «расового института», рядом с ним с визгом затормозил джип, из которого выскочил офицер. «У вас 15 минут, чтобы успеть на самолет», – сказал он Гаудсмиту. Тот спросил, почему такая спешка. Офицер ответил, что искал его по всему Берлину и наконец увидел эмблему с молнией «Алсоса» на его джипе. Ему велено срочно доставить Гаудсмита в аэропорт, откуда тот вылетит во Франкфурт, где его ждет Борис Паш. Объяснить причину офицер не мог.

Усталый и перепачканный Гаудсмит, целый день копавшийся в обломках, попросил сначала заехать за зубной щеткой и пижамой. «Нет времени», – сказал офицер и потащил его в машину. Гаудсмит прибыл на аэродром и обнаружил, что пропеллеры самолета уже вращаются, «прямо как в кино»; они вырулили на взлетно-посадочную полосу, едва он захлопнул за собой дверь. По прибытии во Франкфурт он обнаружил, что его ждет двухнедельный запас свежего белья, – стало ясно, что тут придется торчать какое-то время. Но на вопрос, зачем его вызвали, никто не отвечал. Даже Паш только бормотал извинения. Раздраженный Гаудсмит отправился ужинать со старыми соратниками по «Алсосу», жившими поблизости.

Вечером все объяснилось. После ужина Гаудсмит проводил секретаршу «Aлсоса» в ее отель. В вестибюле сидел сонный сержант и слушал по радио биг-бэнд. Внезапно трансляция прервалась на выпуск новостей: Соединенные Штаты сбросили на японский город Хиросиму новую бомбу невероятной разрушительной силы. Новости привлекли внимание Гаудсмита: слушая, сколько технических подробностей раскрывает диктор, он не верил своим ушам. После многих лет строгой секретности общественность теперь знала о ядерном оружии почти столько же, сколько он сам.

Когда трансляция закончилась, Гаудсмита охватило недоброе предчувствие. Несколько месяцев назад, осознав, насколько сильно отстает немецкий проект бомбы, он сказал одному из заместителей Гровса: «Разве не прекрасно, что у немцев нет атомной бомбы? Теперь нам не придется использовать нашу». Заместитель взглянул на него: «Видишь ли, Сэм, если у нас будет такое оружие, мы его используем». Пророчество сбылось. Атомные бомбы были изобретены из страха, как защита от ядерной угрозы Рейха. Но по мере того как германская угроза отступала, уходила в небытие и оборонительная концепция. Незаметно, но неотвратимо бомба превратилась в нечто другое – в самое неприкрыто наступательное оружие в истории. Мир, осознал Гаудсмит, больше никогда не будет прежним.