Отряд: Разбойный приказ. Грамота самозванца. Московский упырь

Каплун оказался вкусным, как и вино, и Иван отдал должное местной кухне. Жан-Поль что-то говорил, смеялся, махал рукой знакомым; Иван его не особо слушал, жевал молча — думал. Вообще, кажется, нормандцу можно было доверять. Они все подружились за зиму: те, кто квартировал в доме господина Будена. А все началось еще в октябре, когда приехали и королевской волею определились в университет. В университет-то определились, а вот с жильем оказалось хуже. Можно было бы, конечно, снять недорогой пансион, но все упиралось в деньги — а их приходилось экономить, ведь было неизвестно, как долго ребятам придется прожить во Франции. Кто-то из братьев-студентов посоветовал поискать небольшие апартаменты в доходных домах, и тут нарисовался Жан-Поль, у которого как раз имелся на примете подобный домишко, вернее — апартаменты. Господин Буден с охотой сдавал студентам комнаты на двух верхних этажах, правда, на одного цена — полсу в день — выходила все ж таки дороговатой, а вот если поделить на двоих…

В общем, Жан-Поль уговорил. И ребята о том не пожалели — апартаменты у господина Будена в самом деле оказались славными. Уютные комнатки с цветами, ширмами и двумя деревянными кроватями — почти совсем без клопов! — а после полудня в распахнутые ставни вовсю светило солнце.

Одну комнатку заняли Прохор с Митькой, другую, соседнюю, — Иван и Жан-Поль. Столовались все вчетвером, ну и языковая практика была богатой. Нормандец поначалу смеялся над выговором новых друзей, но потом ничего, привык и даже похваливал иногда Ивана, приговаривая: «bien», «bien», «tres bien».

Вообще, занятный оказался тип, этот Жан-Поль д’Эвре. Потомок разорившегося дворянского рода — из так называемых «людей шпаги», — он, будучи парнем храбрым, оказался к тому же и весьма неглуп, здраво рассудив, что искать богатств на королевской службе без покровителей — дело долгое и, можно даже сказать, гиблое. От махания шпагой на поле брани богаче не станешь — да и крупных войн король Генрих сейчас не вел, так, одни мелкие стычки, в которых не добудешь ни богатства, ни особой славы. Другое дело — взять в свои руки какую-нибудь государственную должность, скажем, прокурора или начальника канцелярии провинции. Уж тут и почет, и деньги. Превратиться, так сказать, из «дворянина шпаги» в «дворянина мантии», как называли богатых буржуа, покупавших придворные должности, земли, дворянство. Правда, таких «выскочек» истинные аристократы презирали… что ничуть не трогало хитрого нормандца. Как он любил говорить:

— Из окон собственного особняка легко плевать на любое презрение!

Такой вот не совсем типичный был дворянин. Денег на покупку любой, даже самой маленькой должности у Жан-Поля, естественно, не было — приходилось искать обходные пути. И такой путь он нашел — учеба на юридическом факультете Сорбонны. Надо сказать, это был неплохой выбор. Правда, каким образом он скопил на учебу деньги — нормандец умалчивал, впрочем, на эту тему его особо и не расспрашивали. Не хочет человек говорить — не надо, мало ли у кого какие тайны имеются? Вон, хоть те же Прохор с Митькой — по сути, беглые тяглые людишки Тихвинского Богородичного монастыря!

— Ну, так не забудешь про день святого Матиаса? — еще раз спросил Жан-Поль, заедая вино овечьим сыром. — Ведь скоро уже.

— Да не забуду, — хохотнул Иван. — Правда, надо еще с Прохором поговорить. Ну, уж тот не откажет. Ему драку устроить — в радость. Поди, соскучился по кулачным боям. В Тихвине-то частенько стенка на стенку сходился.

— Тик-вин? — переспросил нормандец.

— Это его родной… эээ… не вилль — город… посад… Как же по-вашему — посад? А, пусть будет — «город». Послушай-ка, Жан-Поль, а ты бывал в Алансоне?

— Бывал, конечно. Ведь это очень близко от моих родных мест.

— Там есть королевские оружейные мануфактуры, хотелось бы их посмотреть. Так, из чистого любопытства.

Жан-Поль хохотнул:

— Хочешь — посмотришь! Съездим в июле. Мне и самому хочется, давненько уже не был на родине.

— Ну и славно, — подвел итог Иван. — А Прохора я уговорю, ты не сомневайся.

На том и порешили. Просидели в таверне почти до самого вечера, а едва солнце склонилось где-то над воротами Сен-Мишель, поспешили домой — улицы Парижа с наступлением темноты были небезопасны, а понапрасну рисковать не хотелось.

Дома Иван не удержался, похвастал нежданным знакомством, вернее, начал-то тему Жан-Поль, едва уселся за стол немного перекусить перед сном. На этот раз всех угощал Митрий — сумел заработать переводами с латыни, которую деятельно изучал наравне с французским.

— Этот увалень Робер такой забавный, — рассказывая, потешался Митрий. — В латыни — ни в зуб ногой, а ведь уже третий год учит.

— Он и в других науках так же, — засмеялся Жан-Поль. — Пикардийцы — они ж тупые, все равно как валлоны. Рассказывают, даже время по часам определять не умеют — придут к Часовой башне и у прохожих спрашивают. Потеха!

— Неужто такие тупые? — изумился Иван. — Болтовня все это.

— Не скажи — зря-то болтать не будут.