— Что ж, не сомневаюсь, что за это время вы многому сможете научиться. — Камилла моргнула и улыбнулась настолько очаровательно, что у юноши заныло сердце.
— Вы умеете танцевать?
— К сожалению, еще не успел овладеть сим тонким искусством, — честно признался гость.
— О, это просто, я вас сейчас научу. Вставайте же!
— Почту за честь…
Камилла подошла к небольшому столику, раскрыв стоявшую на нем небольшую шкатулку — тут же послышалась нежная музыка: динь-динь-динь, динь-динь-динь…
— Дайте мне вашу руку, — шепотом попросила красавица. — Нет, не ту, левую. Правой обнимите за талию. Крепче… И — раз… И — два… Левая нога вперед… Теперь правая… Теперь все вместе — налево… ап! Ой!
— Прошу извинить. — Иван покраснел — все ж таки наступил девчонке на ногу.
— Нестрашно, — засмеялась та. — А вы способный ученик, Иван! Еще пара-тройка занятий — и будете блистать на балах. У вас в Русии есть балы?
— К большому сожалению, нет.
— Ах, как это грустно! И-и — раз, два, три… Раз, два, три… Хорошо-хорошо, молодец… Не стесняйтесь, держите меня крепче.
Ох, куда уж было крепче — Иван чувствовал под тонкой тканью жар трепетного молодого тела и краснел. А Камилла смеялась, видать, ей доставляло несказанное удовольствие вводить молодого человека в краску. С юноши градом катился пот.
— Жарко, — улыбнулась красавица.
Взяла со стола веер, обмахнулась, потом повернулась к гостю спиной:
— Знаете, Иван, лиф такой тугой… Немножко ослабьте завязки… Видите их?
— О, да…
Дрожащими руками Иван развязал шелковые шнурки, прикоснувшись пальцами к шелковистой коже.
— Еще, еще… Смелее!
Юноша оголил всю спину красавицы, и лиф теперь держался лишь чудом… Впрочем, уже не держался — резко обернувшись, Камилла явила пылкому взору гостя все свои стати — налитую любовным соком грудь, тонкую талию, плоский живот с темной ямочкой пупка.
— Целуй меня… — облизав губы кончиком языка, прошептала молодая женщина. — Нет, не сюда. Сначала — в грудь… Так…
Она застонала, ловко освобождаясь от корсета; миг — и туда же, на пол, полетела одежда Ивана…
Камилла оказалась настоящим фонтаном страсти, то ревущим, как водопад, то нежным, как мягкий апрельский дождик. Стеная и изгибаясь, красавица, казалось, воплощала в жизнь все свои тайные желания и греховные мечты, причем ничуть не стесняясь, так что и Иван скоро перестал стесняться тоже.
— О, ты хороший любовник, Иван, — улыбаясь, похвалила Камилла. — Лишь кое-чему тебя подучить… А ну, хватит спать! Иди-ка ко мне, милый…
Уже под утро женщина подошла к окну — обворожительно нагая и совершенная, словно статуя греческой богини.
— Солнце встает, — обернувшись, улыбнулась она. — Тебе пора.
— Я… я еще увижу тебя?
— Быть может… Да, чуть не забыла, у меня есть к тебе одна просьба…
— Я исполню любую!
— Ничуть не сомневаюсь. Знаешь дом Равильяка на площади у Нотр-Дама? Впрочем, не важно, знаешь ли… Аннет тебе покажет. В субботу, сразу после обедни, устрой там хорошую потасовку!
— Чего? — Ивану показалось, что он ослышался.
— Ну, драку или как там у вас это называется? Так, чтобы стражники некоторое время не смогли бы подняться в дом, понимаешь? Это нужно мне… и моей доброй подруге.
— Хорошо. — Иван кивнул. — Просишь — сделаю. А теперь, похоже, мне пора уходить?
— Да… Впрочем, нет… Что бы ты хотел от меня на память?
— Только один поцелуй!
— Так иди же сюда, милый!
А потом Камилла долго смотрела в окно, наблюдая, как, выйдя из переулка, ее ночной гость пошел вдоль по улице, направляясь к мосту Шанж. Оглянется — или нет? Оглянулся! Камилла поспешно задернула штору и вздохнула. Славный мальчик… Жаль, что придется его… Жаль…
Целый день Иван не мог прийти в себя, все вспоминал, думал. Отошел лишь к вечеру, когда явились друзья. Митька, как всегда, принялся рассказывать очередную парижскую байку, которые во множестве собирал на городском рынке, Жан-Поль поошивался немного, а потом, заняв у Митьки несколько су, ушел, наверняка в какую-нибудь таверну или лупанарий — веселый дом. Прохор отсутствовал — верно, все еще чинил ворота вместе с кузнецом Пьером.