Отрочество 2

— А ваш, э-э… брат, — атташе костяшками указательного пальца то ли потёр губы, то ли стёр с них ухмылку, — выехал из Российской Империи, не имея необходимых документов. Неприятно об этом говорить, но в данной ситуации всё, что мы можем, так это только подать формальный запрос британцам. Разумеется, это будет сделано, но…

Гурко развёл руками, делая скорбное лицо, но в глазах его мелькнул… мелькнуло… нет, показалось!

Закрыв на секунду глаза, давлю порыв заорать, или…

— Буду премного благодарен, — встав, сообщаю самым светским образом.

Василий Иосифович проводил меня до выхода из дома, пожав на прощание руку, и…

… нет, не показалось. Рукопожатие из тех, когда человеком брезгуют, но не переходят рамки приличий.

— Не показалось, — уже в седле сообщаю негромко Саньке, терпеливо ждущему ответа, и пересказываю разговор на ходу.

— Формально, — замолкаю, прикусив губу, — всё так и есть, нисколько в том не сомневаюсь.

Вспоминаю наш разговор до мельчайших деталей — интонации, жесты, паузы между словами.

— Не будет помогать, Сань, — говорю уже убеждённо, — отпишется для проформы, может быть посочувствует несколько раз при случае на публику, и на этом всё. Он… рад.

— С-сука! — вырвалось у брата, вечно безмятежные глаза его потемнели, лицо по выразительности уступило бы кирпичу.

— … суки, — натруженное запястье ныло под тяжестью трофейного палаша, выкупленного у знакомого волонтёра, но снова и снова рублю ветки колючего кустарника, представляя ненавистные лица… морды… хари, расплывающиеся в чертячьи. Из правой перебрасываю в левую, и снова, снова… В десятке метров от меня Санька, упражняется на кустарнике с пехотной саблей, на растрескавшихся губах пузырится слюна, да наверное, я и сам не лучше.

Вымотавшись вусмерть рубкой, стрельбой и ненавистным ором, поехали к Марксам.

— Што будем делать? — мрачно поинтересовался брат, сделав глоток и вешая фляжку назад.

— Вытаскивать! Как… хм, не знаю пока… был бы здесь дядя Гиляй! Или Коста… хм… Кажется, я знаю, с кем можно посоветоваться.

Щит чёрного дерева с Ветхим Заветом и ременной пращой поверх него, вокруг герба полукругом — «Африканская транспортная компания». Герб и буквицы из благородного серебра, всё очень строго и изысканно…

… и только привинченная ниже табличка, где золотом на красном дереве сияла надпись «Бляйшман и Ко», поясняющая кто здесь хозяин, несколько портит впечатление.

Санька самолично делавший эскиз щита и буковиц, только вздохнул, но промолчал. Дядя Фима… сперва да, а потом таки да, но ещё чуть-чуть сверху!

Ко, то бишь компаньон, это я. Два процента получил за связи — как сказал дядя Фима «- Меняю деньги на время за твои связи», а пять процентов сверху — за несколько интересных идей.

Прибыли пока нет, одни сплошные перспективы и расширение. То есть она как и бы и да, но только на бумаге, в грузах и в активах. Впрочем, не жалуюсь, и по чести — отношусь достаточно равнодушно.

— Я компаньон, — поясняю на ходу, и пройдошистого вида клерк, по виду из сефардов, узнав, закивал почтительно, всячески показывая своё передо мной благоволение. Забежав вперёд, он приоткрыл передо мной дверь в кабинет шефа.

— Прошу…

— Че… а, Шломо, Рувим! — дядя Фима расплылся в улыбке, махая рукой к себе, — заходьте!

— Восточный человек, — тут же пожаловался он мне на клерка, — без трёх поклонов даже кофе не подаст!

Впрочем, тщеславному дядя Фиме такой подходец, да ещё и после Османской империи, вполне себе и да!

— Миша, да? — тут же построжел лицом Бляйшман, — Слышал, как же!

— Где… — он зарылся в стол, вытащив карту Наталя, — Вот!

Толстый его палец (хотя и похудел мой компаньон чуть не вдвое) уверенно тыкнул в место на карте.

— Здеся видели! Задушишь! Задушите… — уже сдавленно прохрипел он после сдвоенных объятий, явственно синея. Саня, отпустив его, заизвинялся отряхиванием — выучил недавно один интересный захват с удушением, ну и вот… на рефлексах.

— Транспортная компания, — важно вещал Бляйшман, довольный нашим восторгом к нему, — это в первую очередь глаза, уши и связи! И если я уважаем через Одессу и Стамбул, а через Шломо немножечко и в Палестине, то местные наши, даже если они и не совсем местные и совсем даже не наши, делают мине уважение через понравится!

— Я таки думал, шо они делают да в пользу британцев? — засомневался Санька.

Дядя Фима качнул головой и поглядел на мине так, шо сразу стало стыдно за невежество брата.

— Саня! Такие люди делают всё через пользу лично для сибе! — начала я пояснять под одобрительное Бляйшмановское покачиванье головой, — И если информация течёт таки в пользу британцев, то сперва она протекает в пользу тех, через кого протекает!

— А… — в глазах брата зажглось понимание, — польза через сибе, а остальное через здрасте и улыбочки?

— Таки да! — важно кивнул компаньон.

— Только вот, — он виновато зачесался, — информация, оно да, а больше…

Разведя руки в стороны с самым виноватым видом, он вздохнул выброшенным на берег китом, обдав нас запахами обеда.

— Это понятно, — кивнул я, — если информация текёт через тибе, то текёт она, скорее всего, во все стороны!