Отрочество 2

Посылаю в это месиво пулю за пулей, и от горячечного азарта не всегда попадая. Хоть и близко они, всего-то саженях в семидесяти, а такой хаос на дороге, такое мельтешение рук, ног, голов, вздыбленных коней и валяющихся на земле человечьих и конских тел, што и не передать! Пальба, ржанье, крики агонии и ярости, боли и ужаса.

Без надобности стрекотнула картечница — видимо, стрелку захотелось принять участие в бою, а не сидеть в засаде. Выстрелы, разрывающие тела пополам и отрывающие конечности, стали для англичан последней каплей.

— Сдаёмся! — послышался надрывный крик навеки сорванной глотки, — Сдаёмся!

Недружные поначалу крики слились в единый хор, и стрельба прекратилась. Под прицелом винтовок и грозно поводившей стволом картечницы, бритты выбирались из человеческого фарша, складывая в сторонке винтовки и сабли, совершенно сломленные.

Немного осталось… полтора десятка человек, это если считать раненных, добрая половина которых не переживёт и суток. Мишка тут же устроил короткий допрос — кто, откуда, с какой целью… Дико глядя на командующего степенными бородачами подростка, британцы накручивали в своих головах невесть што, отчаянно пугаясь.

Хозяйственные буры, ни мало не смущаясь кровавой гекатомбы, полезли растаскивать тела, обзаводясь трофеями. Одна из женщин, потянув за приглянувшийся сапог, вытащила его вместе с оторванной картечницей ногой, и откинула раздражённо в сторону.

Подобное мародёрство нельзя одобрить, но невозможно и осудить. Добрая половина бывших заключённых щеголяет бог весть в чём, а самая большая проблема как раз в отсутствии обувки. Ботинки не по ноге, подвязанные бечёвкой, как норма. Некоторые щеголяют в воняющей сыромятине, которую не так-то просто выделать в походных условиях.

Мы же с Санькой, брезгуя до рвоты таким несомненно важным делом, да и не слишком нуждаясь в трофеях, поднялись на гребень холма, куда уже подъезжали дзержинцы.

— Ну здорово, Котяра, — ухмыльнувшись, поприветствовал я командира.

— Окрестности Дурбана зачистили мало не под ноль, — степенно рассказывал Котяра устроившимся вокруг бурам, усевшись со всем удобством на нагретом солнцем валуне, и подбирая слова на голландском и немецком, — убитых мало, но поместий пожгли…

Он зажмурился сладко, и буры заухмылялись в бороды, перемигиваясь и пхаясь локтями. А… ну да, они ж и сами всю свою историю воюют, так што рассказ Котяры им не только елеем на сердце, но и насквозь понятен.

— В город… — друг зашарил по карманам, примолкнув, и один из бородачей понятливо поделился трофейной сигарой, подкурив заодно.

— Благодарствую, — кивнул друг, окутываясь клубом дыма, — в город тоже пробрались… Сэм! Сэмми!

Через ряды буров и европейцев протиснулся тощий техасец с лицом потомственного уголовника, скалящийся во все свои два десятка прокуренных зубов.

— Сэм, расскажи-ка, как ты в город пробрался!

— В город? — он осклабился, и начал рассказ, поминутно подмигивая, откашливаясь и отхаркиваясь. История его звучала, как сказка Шахрезады… очень, очень похабная и кровавая сказка!

— Но склады сгорели, — развёл руками Котяра в ответ на недоверчивые взгляды буров, и в глазах мужчин появилось задумчивое выражение. С таким примеряется на себя чужое приключение, и судя по африканерам, примерялось с трудом.

«— Отморозок» — отозвалось подсознание.

— Много убили британских солдат?! — протиснулся вперёд, задал вопросдавешний мальчишка-разведчик, чувствуя себя вправе стоять сегодня с взрослыми. Крепко сжатые кулачки прижаты к груди, взгляд горит жаждой подвига.

— Моя рота около двухсот британцев, — тотчас отозвался друг, — и вот ей-ей… не зряшная оговорочка, понятая взрослыми.

— Целящий в тебя не имеет возраста и пола, — отозвался Корнелиус, занявший в отряде место пастора, и африканеры согласно загудели.

— Ну… да, — кривовато улыбнулся Котяра, — потом изгоном пошли через Наталь, отреконь…

— Это… — он замолк, подбирая слова, и я поспешил перевести.

— Да! — сдвинув шляпу на затылок, кивнул Иван, — Как метлой прошли, подметая разрозненные отряды! Это слухи ещё пошли, сбились в отару. А так… десять, много двадцать человек, дважды и вовсе без выстрелов обходились, в сабли брали!

Он оскалился коротко и хищно, в глазах мелькнуло што-то очень тёмное… тут же исчезнувшее. Надолго ли?

— Мы пленных допрашивали, — продолжил он как ни в чём ни бывало, — так те в один голос говорили, что двинулись на помощь родне в Дурбане. Н-да… не всегда своей, но всегда командирской. Спешили спасти плантации.

Лицо его прорезала саркастическая ухмылка, и дёрнув подбородком, Иван указал на пленных, копавших могилы своим павшим товарищам.

— Вон… — ядовито сказал он, — плантаторы…

Глава 36

— Да-да! — рассеянно отозвался Максимов, не отрывая головы от документации. Подняв наконец голову, он часто заморгал и протёр красноватые, воспалённые от постоянного недосыпа глаза.

— Владимир Алексеевич? — осторожно осведомился он наконец, вставая навстречу.